С тех пор прошло много времени. Золушка по-прежнему ходит каждый день к Преданному, уделом которого на всю жизнь стала коляска, и ухаживает за ним. Может быть, они даже поженятся. А для того, чтобы было на что жить, она каждый вечер отправляется в ночной клуб, где вместе с Танцором показывает публике за деньги изощренные, привезенные из Колумбии и Аргентины танцы. Со своим партнером она танцует молча.
А Лейтенант?.. Он по-прежнему работает в отделении милиции, не женат. Но это потому, что он до сих пор не нашел своей Золушки, а нашу не имел ни времени, ни возможности разглядеть. По службе замечаний он не имеет.
Когда председатель закончил свой рассказ, слушатели почему-то долго молчали.
— Как видите, даже привычные сюжеты в наши дни кончаются не так радостно, — сказал Николай. — Впрочем, надеюсь, что нам счастье сегодня улыбнется. Провинциалы в садово-парковых кущах. Вы ведь не станете отрицать, что знакомство со стариной сделает нас богаче?
Последние слова были обращены к Мелководскому.
Но пушкинист, занятый дорогой и дорожными знаками, лишь сухо кивнул: перед лобовым стеклом иномарки уже возник синий щит с надписью: «Царские Пруды». Машина сползла с тряского асфальта на мягкую грунтовку, попетляла по дорогам парка и после долгих расспросов: «Где тут бывший дом Фаберже?» — затормозила около особняка, стоявшего на берегу заросшего тиной небольшого английского пруда.
— В доме-то никто не живет, окна пусты, — сказал Кочегаров. — Нам крупно повезло, председатель.
Все новые дома новы одинаково. Каждый старый дом стар по-своему.
Новые дома скрытны и молчаливы. Им нечего сказать. Они не знают, кто их воздвиг.
Одинаковые, белые и холодные, как льдины, они громоздятся вокруг спасенных от перемен и реконструкций центральных частей города. Несмотря на свою молодость, они печальны. Дома знают: бессмертие им не суждено.
Старые дома болтливы и доброжелательны. Они охотно повествуют о своих создателях и прошлых владельцах. Например, дом может рассказать, что построен он в самом конце века, что заказчик был человеком не очень богатым, но оригиналом, а архитектор увлекался Египтом. Оттого и сфинксы с собачьими носами улеглись у подъезда, а в проемах между окнами до сих пор выделяются полустертые временем картуши и стебли папируса. Зато его сосед — рядом стоящий дом — причуда зодчего-русофила, и оттого арки над двумя подъездами похожи на женские кокошники, а поддерживающие их пузатые короткие колонны напоминают дубы. Ну, а уж если не поленишься задрать голову, то в центре крыши увидишь шатер с луковкой и сразу вспомнишь архангел о- городские и вологодские у речного разлива стоящие церквушки.
Дом ювелира отразил тоску владельца по затерянному в дымке времени немецкому средневековью. К двухэтажному каменному замку были приделаны по углам колючие башенки с флагштоками, окна заужены, а перед входной дверью легла мощенная камнем площадка, на которой так и хотелось увидеть запряженную четверкой лошадей карету катр-рессор.
У входа в дом стоял щит:
Реставрация дворцов и парков.
Работы ведет фирма «Атлант»
— Ого, мы кажется успели вовремя, — удивился Николай. — Кто-то едва не опередил нас. Еще немного, и дом был бы наполнен паркетчиками, мастерами позолоты и знатоками плафонной живописи. Но суровых охранников пока не видно. Если бы я не был управдомом, то стал бы реставратором: можно год полировать ножку от кресла, на котором сидела Анна Иоанновна. Вперед, други!
Пройдя через незакрытую дверь внутрь дома, галеасцы осмотрели первый этаж и поднялись на второй. Судя по тому, что повсюду валялись куски веревок, которым обитатели дома, покидая его, связывали вещи, оставили они его совсем недавно. На кухонных полках еще стояли надбитые стаканы с подозрительно мутной, цвета раздавленных клопов жидкостью, в коридорах валялись стулья без одной или двух ножек, в одной из комнат из шкафа с проломленным боком раздавалось мяуканье забытого зверя. Ошалевшее животное выпустили. Ни в одной из комнат камина не было.
Последние слова предводитель галеасцев произнес, уже стоя около машины. Мелководский, довольный тем, что ждать пришлось недолго, уже было освободил рядом с собой место. Однако уехать им не пришлось: за кустами послышалось шуршание колес, и на площадку перед домом выкатились зеленый микроавтобус и сработанный для американских богачей, мерцающий тонированными стеклами джип «че- роки». Лакированный ковчег распахнул, едва остановившись, одновременно три двери. Через переднюю выскочил, сопровождаемый девушкой с наплечной сумкой, голливудский брюнет в пламенном оранжевом френче, из второй выпрыгнул бритоголовый, в кавказских усах охранник. Третья задняя дверь, распахнувшись, уронила на землю аппарель, и по ней скатилась поблескивающая никелем коляска. При виде се пассажира слесарь-референт присвистнул, а дворник отступил на всякий случай за мелководскую иномарку. У сидевшего в коляске были забинтованы обе руки, коконом — белая голова, а нога в гипсе, подвешенная на стреле, была выдвинута вперед, как таран древнегреческого судна. Выкатившись на землю, коляска тихо загудела и, описав по площадке круг, двинулась к дому.