11.30… 11.31… 11.32… 11.33… 11.34… 11.35… 11.36… 11.37… …
Виктор проснулся и поднял голову. Несколько мгновений он непонимающе и растерянно спросонья смотрел вокруг: на кресло, на монитор, на часы, но тут же всё вспомнил.
Господи! Он что, заснул? С остановившимся сердце Виктор взглянул на экран.
Старик уже стоял там, на своем прежнем месте. Глаза его были по-прежнему закрыты, губы, как и вчера, неслышно шевелились. Мертвой рукой Виктор переключил камеру. Смотреть сверху было всё-таки не так страшно.
Внезапно ужас его настолько усилился, что у него перехватило дыхание, и он едва не задохнулся. Старик стоял ближе! Расстояние между ним и дверью сократилось. Вчера он стоял почти посередине коридора, а сейчас…
Господи, да что ему в конце концов надо?! Ну, почему всё это именно со мной происходит??!! Почему!!!???
Впервые в жизни Виктор испытал острую потребность помолиться, произнести какие-то слова, напрямую обращенные к Богу, искать у Него защиты. Он не знал никаких молитв, но сейчас слова, казалось, рождались у него прямо в сердце, и он со страстной надеждой горячо шептал их.
− Господи! Пусть он исчезнет! Я верую теперь в Тебя, Господи, и всегда буду веровать! Я буду молиться, соблюдать все посты, делать всё, что угодно, только пусть он исчезнет!! Прямо сейчас!!! Спаси меня, Господи! Спаси, молю Тебя!
«Да расточатся врази Его!» — вдруг неожиданно всплыла у него в голове какая-то не совсем понятная цитата, вероятно, из Библии, и он громко, вслух, несколько раз кряду истово повторил ее.
− Да расточатся врази Его! Да расточатся врази Его! Да расточатся врази Его!
И тут Виктор увидел, что старик медленно, очень медленно, как в замедленной съемке или в каком-то кошмарном сне, поднимает голову. Казалось, он услышал Виктора, неким таинственным образом всё же учуял его и вот теперь ищет, пытается найти, обнаружить, обращая в его сторону свое застывшее, неподвижное лицо восставшего из гроба мертвеца.
Именно!! Именно ожившего мертвеца!!! Виктор понял теперь, кого напоминает ему старик. Почему он его так пугает. И эта его странная одежда… Эта нелепая белая длинная рубаха ниже колен… Может, это… саван?!
Виктор почувствовал, что волосы на голове у него зашевелились. Еще секунда, и сердце его разорвётся, и он умрет от страха. Слова замерли у него на губах. Оцепенев, с полуоткрытым ртом, он безумным взглядом смотрел на экран.
Движение головы старика остановилось. Секундная пауза — и он так же медленно опустил её и снова застыл в ледяной неподвижности.
Виктор с усилием перевел дух и с каким-то истерическим, конвульсивным всхлипыванием вздохнул. О том, чтобы что-нибудь говорить или даже шептать про себя, теперь не могло быть и речи. Он, словно одеревенев, без всяких мыслей смотрел на монитор. Тёмный, холодный, чудовищный ужас переполнял его до краев.
Старик вдруг начал казаться ему каким-то страшным гигантским пауком, неспешно и неторопливо ткущим свою незримую, невидимую обычным взглядом паутину, которой он постепенно оплетает его, Виктора. И ему из неё уже не выбраться.
Сзади вдруг раздался какой-то шорох. Виктор, судорожно дернувшись, обернулся. Когда он снова посмотрел на монитор, в коридоре никого не было. Старик-паук исчез.
Виктор некоторое время в полной прострации смотрел на пустой экран, потом механически выключил домофон, заторможено встал и вялой, шаркающей походкой побрел в спальню Он чувствовал себя совершенно больным и разбитым. С трудом раздевшись, он повалился на кровать и сразу же заснул.
Ему снова приснился кошмар. Весь мир был затянут серой, липкой паутиной, в которой он бился и от этого только все больше и больше запутывался. Самого паука он не видел, но чувствовал, что тот где-то здесь, рядом и подкрадывается с каждым мгновеньем все ближе и ближе. Вот нити паутины задрожали…
Виктор закричал и проснулся.
Он был весь мокрый. Маши рядом не было. Часы показывали начало четвертого. Виктор по привычке сразу же позвонил на работу и предупредил, что его сегодня не будет. Шеф что-то недовольно буркнул и повесил трубку. В другое время это вызвало бы у Виктора целую бурю эмоций, но сейчас он забыл об этом в ту же секунду. Он снова лег на кровать и стал думать. Что же делать?
Ему вспомнились события вечера и ночи. Его нарастающий страх, потом пришла Маша, потом он ждал двенадцати, потом…
Дальше вспоминать мучительно не хотелось, хотелось постараться все забыть, успокоиться, махнуть на все рукой — будь, что будет! — убедить себя, что ничего особенного не было, хотя бы на время, на те несколько часов, которые остались до вечера — вечером, с темнотой, он знал, страх вернется! — но он заставил себя не поддаваться этим опасным и гибельным — он почему-то в этом не сомневался — настроениям.