Павел чувствовал что совсем перестал что — либо понимать. Его письмо государю? Он что, стал жертвой наведенного морока? Это колдовство запретное, полулегендарное. Однако, в связи с последними событиями он вполне допускал что где — то в глуши восточных лесов сохранилось нечто подобное и сейчас вылезло наружу…
Глава 21
Он поднес письмо к глазам и принялся читать:
«Ваше Императорское Величество! Не видя иного выхода, я вынужден воспользоваться своим положением и обратиться к Вам минуя установленные мелкими столоначальниками препоны.
Положение дел в Империи никогда не было идеальным и совершенным, и Вы, вне всякого сомнения, как и любой мыслящий и образованный человек, это понимаете. Положение дел в государстве и не должно быть идеальным, ведь застывшая конструкция есть конструкция мертвая, не развивающаяся. Но именно таковой, лишённой жизни конструкцией наше государство постарались сделать столоначальники. Они выстроили между Вами и действительным положением дел стену, и не пропускают сквозь неё сведения, которые привели меня к нижеизложенным мыслям, и к каковым, я надеюсь, приведут и Вас. Если же я ошибаясь, то как потомок древнего рода и столбовой дворянин я готов принять любые последствия.
Итак, изложив свои неупорядоченные мысли, приступаю к основной части своего послания.
Государь! Империя нуждается в изменениях. Но я не призываю Вас к слому государственной машины, ведь сломанная машина останавливает свою работу, и её опережают другие. Надлежит не ломать до конца уже сломанное, но чинить.
В нашем государстве назрели изменения, и некоторые незрелые умы вознамерились провести их самолично, посягнув тем самым на Ваше священное право руководства. Это неприемлемо, но я призываю Вас не судить их строго, ведь они послужили лишь инструментом для воплощения злонамеренных планов. По поручению отца, я провёл расследование покушения на Вашу священную особу и выявил зачинщика преступного заговора. Им был князь Александр Друбецкой. Злоумышленник пал жертвой собственных сообщников. Целью заговора было смещение Августейшей Фамилии с престола Империи и установление самовластного правления князя Друбецкого, вознамерившегося взять единоличную власть на правах диктатора и тирана. Своим же сообщникам князь внушил, что власть они разделят между собой, и будут управлять Империей так называемым советом семей. Когда его умысел раскрылся, благодаря усилиям вашего покорного слуги, заговорщики сами устранили своего лидера.
На службу себе заговорщики привлекли несчастных юношей и девушек, вследствие благородного происхождения обладавших магическими дарованиями. Сии молодые люди были похищены во младенчестве и воспитаны в тайных убежищах заговорщиков. Их вовлекли в заговор обманным путем. Прошу Ваше Императорское Величество отнестись к ним снисходительно и не карать смертью.»
— Это что вообще такое? — недоуменно спросил Павел у толстяка.
— Это ваш отчёт. Поданный лично Его Императорскому Величеству. Вы пробрались во дворец тайно, пали Государю в ноги и подали сие прошение. Император прочёл, смилостивился. Неразумных простил. Виновных покарал, а вас отругал, но впоследствии смилостивился. Такова правда.
Толстячок смотрел на Павла сквозь тонкое стекло очков. Об его взгляд можно было карандаши затачивать.
Павел перечитал письмо ещё раз.
— Тут, — сказал он деловым тоном, — не хватает упоминания о темных родах и их роли…
— Раз в письме о чём — то не упомянуто, значит, этого и не было, — ровным тоном ответил толстячок.
— Понятно. Других претензий нет.
— Ну вот и славненько, — взгляд толстячка сразу потеплел, — тогда извольте незамедлительно отправиться в Орешек.
— Куда? — Павел едва рот не разинул от удивления.
— В Орешек. Крепостица такая. Слыхали?
Павел, разумеется, слыхал об Орешке. Тюрьма для особо опасных государственных преступников. Если судить по разговорам среди аристократов, ведущихся полушепотом и за закрытыми дверями, Орешек состоял в основном из капающих низких потолков, мрачных казематов и куч гнилой соломы вместо кровати, а населяли его молчаливые мрачные тюремщики и чрезвычайно изобретательные палачи — изуверы.
— Да что ж вы, молодой человек, — толстяк засуетился.
Павел хотел было осведомиться холодным тоном, что, собственно, так обеспокоило этого смешного человечка!? Он, что вообразил себе, что потомок древнего благородного, да что там — благороднейшего из имперских родов, может начать волноваться из — за того что его заключат в страшнейшую из тюрем!?
Лицо толстячка отчего — то казалось обрамленым нимбом. Князь попробовал было отогнать наваждение, но оно не прогонялось. Прогналось почему — то лицо, а вот нимб остался. Он издавал теплый свет, отчего — то раздражавший глаза. Толстяк появился снова, сунул под нос князю ватку, издающую отвратительный запах. Князь немедленно возмутился, что выразилось в слабом писке. В голове у него прояснилось. Нимб превратился в хрустальную люстру, в которой искрился отраженный свет восходящего солнца. Князь сел. Похоже, он позорнейшим образом упал в обморок, словно чувствительная девица на балу, впервые услышавшая признание в любви.
Толстячок отложил ватку и пузырёк, источавший резкий запах и протянул Павлу руку. Тот не стал скромничать, ухватился за неё, встал. Толстяк оказался значительно сильнее, чем это можно было предположить судя по внешнему виду. Он ещё раз взглянул на Павла и вытащил из выдвижного ящика фляжку, два маленьких серебряных стаканчика, плеснул в них понемногу и протянул один Павлу. Тот опрокинул содержимое стаканчика в рот. Кровь тут же побежала по венам быстрее.
— Как всегда, молодёжь остается молодёжью. Колдуете без раздумий, не спите целыми днями, носитесь как угорелые…
— Не думаю что причина в этом, — Павел смог совладать с собой. Даже голос не дрожал, — это весть об Орешке выбила меня из колеи.
— Да что ж вы, — толстячок улыбнулся по — отечески тепло, — батюшка так и не сказал вам? Орешек вовсе не тюрьма на самом деле. Раньше была таковой, а сейчас это что — то вроде места, где можно немного отсидеться. Бывал я там…Знаете, не задумываясь бы сейчас махнул туда. Порыбачить, воздухом подышать…там хорошо, спокойно.
— Так зачем мне туда, от кого скрываться? Заговор ведь раскрыт.
— Ну разумеется раскрыт. Всё согласно утвержденному Его Величеством плану. Но он ведь Император, а вы излишне смелый молодой дворянин. К тому же, известного происхождения. Разумеется, со временем вы унаследуете место отца, но что б излишней зависти к вам не плодить, мы вас для виду покараем. А потом, когда дворцовое общество преисполнится к вам сочувствия, да видные персоны за вас ходатойствовать начнут — помилуем. Думаю, недельки в три, самое большее в пять уложимся. Так что — прошу подписать сей документик и вот эти бумажки тоже. Тут протоколы допросов.
— Чьих допросов?
— Ну молодой человек, вам действительно пора отдохнуть. Понимаю, наслышан о ваших похождениях на южных рубежах. А как вернулись — так сразу в водоворот, так сказать, дворцовых интриг с головой окунулись. Немудрено и растеряться немного, однако ж, вам следует привыкать к такой жизни. Так что давайте подписывайте показания. Вы там отпираетесь от всего, отказываетесь называть имена и даже — хе — хе, обзываете меня дурными словесами. Вот тут, — пухлый палец ткнул в одно место на исписанном убористым почерком листе.
Князь пробежал глазами и сказал:
— Разумнее будет заменить «держиморда» на «сатрап». Сейчас так не говорят.
— Принимается, — толстяк решительно вымарал указанное слово, — Что — то ещё?
— Нет, на этом всё.
— Ну, тогда пойдёмте, князь?
Павел успел забыть о присутствии бесцветного молодого человека. Даже вздрогнул от неожиданности, услышав его голос. Действительно, пора подлечить расшатанные нервы.
Он встал и пошел к выходу.
Прошло немногим больше двух месяцев, и карета с дверцами, украшенными гербом Плечеевых остановилась у заставы на въезде в Александровскую слободу. Возница, чернобородый мужик в надвинутой на глаза меховой шапке, по которой стекали капли моросящего дождя, проорал: