Киалан стоял над душой и действовал Морилу на нервы. И в поисках спасения от этой напасти Морил погрузился в свои туманные грезы так глубоко, как с ним еще не случалось. Он сидел на скамье позади козел, смотрел на белую дорогу, лентой разворачивающуюся между серо-зелеными холмами Юга, грелся на жарком солнце, которое не могло сделать его кожу хоть чуточку смуглее, сколько бы он на нем ни сидел, и грезил о своей родине на Севере. Отец не ездил в Ханнарт из-за ссоры с графом Керилом, и это очень огорчало Морила. Он мечтал побывать там и мысленно рисовал подробные картины тех мест. На картинах непременно были старинный серый замок, стройные рябины и синие горы с причудливо очерченными, острыми вершинами. Морил видел их очень ясно. Одновременно он видел и весь Север, раскинувшийся, словно разноцветный витраж: темные леса и изумрудные долины, странные зеленые дороги, оставшиеся с древних времен и ведущие в места, которые уже никого не интересуют, твердые серые скалы и огромные водопады. На Юге не было ничего, что могло бы с этим сравниться.
Услышав у себя за спиной голос Киалана, Морил подумал, что теперь у Севера появилось еще одно преимущество: там Киалан их покинет.
– Я это уже шесть раз повторил! – сказал Киалан. – Ты что, все время витаешь где-то в облаках?
Морил обиделся. Близкие могут обвинять его в мечтательности, если им хочется, но Киалан-то чужой.
– Ты не имеешь права так говорить! – заявил он.
Возможно, Киалан не почувствовал, насколько он рассердил Морила.
«Видишь ли, – объяснила брату Брид, когда они отошли подальше от повозки, – даже когда ты злишься, вид у тебя такой сонный и… и невинный, что он, наверное, даже не заметил, что ты слушаешь. Впрочем, – язвительно добавила она, – он вряд ли обращает внимание на чужие чувства: его, знаешь ли, интересуют только его собственные».
Тогда Киалан ответил:
– Да ладно! Я уже понял, что ты в этой семье дурачок, но огрызаться-то зачем?
– Сам такой! – парировал Морил и совершенно неожиданно для Киалана боднул его головой в живот.
Киалан шлепнулся на спину, громко – и, Морил надеялся, больно, – ударившись о винную бутыль. После чего Морил счел за лучшее быстренько выпрыгнуть из повозки и отбежать назад. И весь остаток дня шел далеко позади повозки, опасаясь, как бы Киалан не вздумал расплатиться.
Однако расплата пришла от Кленнена. Когда они остановились на ночлег, он подозвал к себе Киалана и Морила.
– Вы двое собираетесь извиняться друг перед другом? – осведомился он.
Морил опасливо посмотрел на Киалана, тот ответил в высшей степени неприязненным взглядом.
– Хорошо же! – сказал Кленнен и столкнул их лбами.
Нет на свете ничего тверже, чем чужая голова. Морилу оставалось только надеяться, что у Киалана из глаз высыпалось столько же искр, сколько у него. Он несколько удивился тому, что Киалан ничего не сказал Кленнену.
– В следующий раз, – пообещал Кленнен, – я столкну вас посильнее.
После этого он как ни в чем не бывало начал урок музыки. И к великой досаде Морила, Киалан, как обычно, встал рядом, чтобы слушать.
На следующий день они добрались до города под названием Крейди, и тут пошел дождь – огромные теплые капли, которые казались частью воздуха и не имели никакого отношения к мокрому белесому небу. Они оставляли в дорожной пыли темно-коричневые круги и сладко пахли мокрой землей. Но из-за дождя все сгрудились в повозке, так что переодеваться было страшно неудобно. Морил не удивился, что Киалан вылез наружу.
– Меня не интересует ваше представление, – объявил он Кленнену. – Встретимся на том краю Крейди, ладно?
– Как хочешь, парень, – жизнерадостно ответил Кленнен.
Брид с Морилом возмущенно переглянулись в душной тесноте повозки, не понимая, почему Кленнен не надерет Киалану уши. Однако единственное, что волновало Кленнена, – это дождь.
– На улице зрителей не будет, – сказал он. – Посмотрю, что можно сделать. Мы въезжаем с поднятым верхом.
И хорошо, что они это сделали. К тому времени, как они въехали на базарную площадь, струи дождя превратились в белые канаты и отскакивали от булыжной мостовой. Олоб напустил на себя самый страдальческий вид, на какой только был способен. Вокруг не было видно ни души. Однако в Крейди – как и везде – у Кленнена нашлись друзья. Уже через полчаса музыканты устроились под крепкими балками склада на углу базарной площади, и туда начала собираться толпа зрителей – мокрых, но любопытных.