Перед глазами розовые блестки и красный шум. Потолок с полом поменялись местами, и я обессиленно вдыхаю, бросая взгляд на Руслана. Я думала, он будет смотреть на меня, сжирать, но по опущенной голове и бугрящимся мышцам стало понятно — он последовал за мной.
Переждав самый пик, он толкнулся еще пару раз, следуя рефлексам, и наконец поднял на меня глаза.
В них зрел вопрос: смог ли он оправдаться? Прощу ли я?
Глава 36
— Руслан, — зову его тихо, тайком наблюдая, как он застегивает рубашку на груди, глядя в небольшое зеркальце у самых дверей.
— Что?
— Давай пока… не будем афишировать?
Я знаю, почему говорю ему это. Это важно.
Меня до сих пор волнует людская молва. Я Саярова не по крови, не дан от природы этот дар плевать на чужое мнение. Даже если принять во внимание факт, что Руслан действительно отец Полины — со смерти Рената прошло так мало времени, еще даже завещание не огласили…
— Давай, — бросает коротко, и заправляет ремень в петли брюк.
Вроде бы просто, но я чувствую подоплеку в его словах. Бешенство, раздражение. И больше всего мне обидно за то, что именно на меня завязаны все эти чувства.
— Сколько тебе нужно? Месяц? Полгода? Год?
— Руслан…
— Я понял, Кать. Можешь не продолжать. Ты готова?
Киваю и поднимаюсь с кровати, следуя за ним на выход.
Больше мы так и не уснули — лежали молча до самого рассвета и думали каждый о своем. Сейчас солнце уже лениво выкатывалось из-за горизонта, но влажный синий ночной туман все еще висел в воздухе, оседая на голых плечах прохладой.
Поежившись, добежала до машины, оглядываясь по сторонам.
Город еще спал, только в редких квартирах пятиэтажек вокруг горел свет. Я давно не вставала так рано и не гуляла до столь позднего часа, поэтому сейчас со странным трепетом наблюдала за опустевшими улицами.
Руслан вежливо открыл передо мной дверь изнутри салона; дождавшись, пока я усядусь, завел мотор.
— Я отвезу тебя домой и уеду. Вернусь ближе к вечеру.
— Хорошо, — тихо ответила, опуская глаза.
Несмотря на то, что произошло между нами, в воздухе висело напряжение, и это если говорить мягко, сглаживая углы. Словно близость растаяла с восходом солнца, как этот самый туман, от которого осталась только едва ощутимая мутность.
До дома мы добрались как телепортом. Пустые улицы и магистрали встретили нас свободным проездом. Только высадив меня на парковке у дома, Руслан как-то странно огляделся, словно проверял свои мысли, и притянул к себе, целуя и забирая дыхание.
— Поспи. Под глазами круги.
Можно было бы обозлиться, посчитав это за оскорбление, но в глазах Руслана пряталось беспокойство. Не соврал, просто сказал что думал.
— Давай, дуй в дом, красивая, — нервно хмыкнул он, и я послушно вышла, заглядывая в темные окна спящего особняка.
Добравшись до своей спальни, уже у дверей передумала и пошла в детскую, заглянув в приоткрытую дверь. Полинка спала, сладко подложив еще пухленькую ручку под щеку, а на полу лежал несобранный пазл.
Почему-то выдохнув, поплелась уже в свою спальню, рассчитывая принять горячий душ. Мне надо было смыть с себя запах Руслана и уже на чистую голову обдумать — показалось ли мне? Вдруг сейчас его метки стекут в сток вместе с горячей водой, и от сомнений не останется и следа — я совершила ошибку.
Если я уверенно приду к этой мысли, то жалеть не стану. Так вышло, просто помутнее рассудка и химия. Больше ничего. Простой голод и любопытство.
Забралась в душевую кабину, и перед глазами замельтешили откровенные картинки. Я, пар, Руслан, горячий и голый. Трогает меня, гладит, приручает к себе. Он хотел того, что произошло, но дал мне время на вдох, прежде чем опустить под воду, надавливая широкой ладонью.
— Черт…
Горячие струи ударили по груди, и отзывчивые соски напряженно встали, еще не успев забыть ласки, обрушенные на них. В низ живота скатился чертов кипящий ком, и я наклонилась, опуская ладонь на горящую кожу.
Боже, разве возможно, чтобы он влиял на меня даже на расстоянии? Почему, даже сейчас, когда не осталось ни единого касания, запаха, импульса, меня все равно бьет током от одного фантомного прикосновения?
Невольно скользнув ладонью вниз, прикоснулась подушечками пальцев к клитору и вздрогнула.
Горячо. Так горячо, что щеки вновь загорелись, но отступать было уже поздно. Это не даст мне спать. Напряжение, тянувшееся под кожей, стальными нитями дергало по нервам, и я погладила себя ладонью, поддаваясь.