- Сынуля, спрячь личико в воротник моего пальто. А то холодный ветер тебе горлышко застудит.
Ты прятался и мы, под песенку - "Мы едем, едем, едем в далёкие края. Весёлые соседи, хорошие друзья!" - входили в помещение. Здесь пахло манной кашей, какао и ещё чем-то очень вкусным. Раздевались, вешая верхнюю одежду в шкафчик с кроликом на дверке, и ты, постоянно оглядываясь, шёл к доктору.
Та щупала лобик, проверяла носик и, при свете настольной лампы, проверяла малышам ротовую полость на предмет отсутствия стоматита. Если ребёнок претензий не вызывал, то он прощался с тем, кто его приводил и отправлялся в группу.
Так было и в тот раз. Ничего не предвещало неожиданностей, но она пришла. У тебя обнаружили начальную стадию стоматита. Смазали рот раствором антибиотика, но отправили домой.
Как же мне было обидно. Именно в тот день хотел отпроситься у начальника отдела и сдать в институте очередной зачёт вместе со студентами дневного отделения. А тут...
Мама на работе. Дедушка на работе. Бабушка, той надо обед готовить на всю семью и она с утра по магазинам отправилась.
И такая меня злость взяла на всё, что вокруг окружает. А тут ещё ты закапризничал, когда я кашу тебе в рот запихивал. Ну и надавал тебе по заднице. Переборщил. Потому как зашёлся ты в крике истеричном. Мне бы приласкать тебя, пожалеть, а я на принцип пошёл - молчу словно каменный: сынишка плачет, а его не жалеют. А он к этому не привык. Сложил на столе ручки, спрятался туда личиком и плачет, плачет. До сих пор не могу себе этого простить.
А потом вышел из-за стола, пряча личико в ладошках, подошёл и, уткнувшись мне в коленки, продолжал рыдать в горе своём безмерном, безутешном: единственный родной человек - папа и тот не пожалеет.
Не выдержал я тогда. Погладил тебя по головке и, прижав к себе, не переставал повторять:
- Успокойся, родненький. Успокойся, хороший мой. Папа тебя больше не обидит. Успокойся.
Но, выждав, когда исчезли слёзки из глазиков, поцеловав в щёчку, продолжал гнуть своё:
- Будешь кашку кушать?
Ты вздохнул тяжело, проглотив слёзный всхлип, и кивнул послушно.
Ел давясь. Видно было по всему, что она тебе в ротик не лезла.
На следующий день, выйдя на работу, рассказал о случившемся знакомой сотруднице. Рассказывал без пощады к себе. Рассказывал, а самого боль в душе такая, что в пору самому расплакаться.
- Не переживай, - сказала сотрудница. - Он уже всё позабыл. Дети не помнят обид на родителей.
Возможно, что она была права. Но почему мне, до сего времени, не забыть этого?
И это не все обиды, которые я нанёс тебе за время совместного проживания. Все их, словно мщение со стороны, хранит память. Как же я был жесток.
И всё-таки, когда в очередной раз собрались по случаю твоего приезда, не сдержался.
Ты, разговаривал с дядькой и вы повернулись ко мне спиной. Гнев тут же вспыхнул в груди и я наговорил гадостей.
И что этим добился? Ни-че-го.
Ты, скорее всего, даже не понял, что явилось причиной моего негодования. Только отчуждённость ещё больнее впилась в меня и боль эта не даёт покоя.
* * * * *
А как славно мы жили, когда нас ничто не разлучало.
Помню, как все восхищались тобой, когда я впервые привёз тебя в Саратов, к своим родителям. Как ты читал по памяти стихотворение - "Ехали медведи на велосипеде...". Это стихотворение тебе нравилось, да и память у тебя хорошая была.
Ты читал с таким выражением, с таким перевоплощением при переходе от одного действующего зверюшки к другому. Как же таращил ты глазёнки, когда "из подворотни страшный великан, рыжий и усатый та-ра-кан" выползал. И всякий раз, когда сбивался, декламируя, ты смотрел в мою сторону, веря, что я помогу тебе вспомнить нужное слово. И я подсказывал. И ты продолжал и продолжал читать стихотворение, хотя тебе говорили:
- Достаточно! Устал, наверное?
Но ты, упрямо качая головкой, продолжал рассказывать историю зверей и все слушали его, раскрыв рты.
Помню, как приехал отец "раньше раньшего". Приехал на персональном автомобиле и мы поехали на набережную Волги, в ресторан "Волна". Поехали втроём - дедушка, я и ты. Три мужика, три друга. Дедушка заказал коньяку, закуски и к тебе обратился:
- Вадик, что бы ты хотел?
- Я не хочу кушать, - ответил ты.
И дедушка заказал тебе апельсинов вазу:
- Тогда вот тебе апельсины, дорогой.
Ты взял один и крутил его в руках всё то время, пока отец, отдельно от всех, наслаждался взаимностью наших отношений. Мы разговаривали обо всём, а ты сидел, молчал, болтал ногами и крутил в руках апельсин.
Выйдя из ресторана он, разведя руки в стороны, удивлённо восхитился твоим поведением:
- Это чудо, а не ребёнок. Ни разу не закапризничал. Не захныкал, что ему скучно, что домой хочет. Горжусь тем, что у меня такой внук!
Помню твоё возвращение из школы в начальных классах. Как влетал ты в квартиру и с радостью сообщал:
- А я сегодня двойку получил...
У нас с маманькой это сообщение вызывает смех и сегодня. Но объяснить себе твои радостные интонации мы не могли, ни тогда, ни сейчас. Наверное, в них была убеждённость, что двойка, это ерунда на "постном масле". Сегодня двойка, завтра пятёрка - какая разница. А может быть это от того, что мы не наказывали тебя за промахи в учёбе? Спросить об этом, так ты и сам, навряд ли, ответишь на вопрос.
А сколько силы воли ты проявил, когда мы выехали с археологической экспедицией в Туву?
Ты, со своими сверстниками, жил в отдельной палатке, недалеко от полевой кухни. И чего тебе, среди ночи, вздумалось к догорающему костру подойти? Споткнулся и угодил ладонью в горящие угли. Взвыл от боли неимоверной и к речке, к Чаохольке, бегом. Сунул руку в её холодную воду и сам себе шепчешь, стеная от боли:
- Не плакать! Не плакать!
Это нам сотрудница утром поведала, когда проснулись все. Она ночной экзотикой наслаждалась, сидя на берегу горной речки. Подошла к тебе и спрашивает :
- Что случилось?
А ты молчишь, стиснув зубы, и постанываешь.
Сотруднца руку тебе перевязала, благо мазь противоожоговая была, дала сухого вина, вместо снотворного, и спать уложила.
И это был ты - мой сын!
Читал ты много. Читал с вниманием.
Если наше присутствие мешало тебе сосредоточиться, то уходил в отдельную комнату, садился за стол и предавался чтению. Стоило зайти к тебе и ты, прежде чем отвлечься, приставлял пальчик к последнему, из прочитанного, слову и с вниманием слушал что говорят.
Круг твоих интересов был разнообразен до тех пор, пока не сосредоточился на географии и геологии. А до этого читал журнал "Юный техник", который мы для тебя выписывали. Многое в нём ты сам осмысливал, а когда что-то было не ясно, то ко мне обращался.
Но как обращался?
Я в то время водителем автобуса работал. Возвращался домой после в двух часов ночи. Заходил на кухню, а там записка лежит:
- "Папа, в журнале статья интересная. Прочитай обязательно. Хочу знать твоё мнение.
Журнал в комнате, на столе. Статья закладкой заложена."
И идёшь, и читаешь, несмотря на то, что "глаза слипаются". И вердикт свой выносишь. Причём так, чтобы понял ты суть мною осмысленного.
Вот такие были между нами отношения. Я был нужен тебе, ты - мне. Куда всё запропастилось?
Неужто, не интересно стало со мной?
А мне интересно о чём ты читаешь сегодня. Интересно знать, что именно увлекает тебя в литературе. Не могу поверить, что перестал ею интересоваться. У нас всегда и все в семье много читали и продолжают читать. Значит и ты, наш сын, не без интереса берёшь книги в руки.