Наёмники мрачно покивали.
— Эту штуку не знаю где взял, — соврал Егор по поводу каменного когтя мокрицы. — Ну, дубовую рощу вы и сами помните. Желтую скалу тоже нашли вместе. Что там ещё…
— А эти? — рыжая дознавательница ткнула в ветку и руду.
— Эти в самом конце, в овраге где битва между чудовищами. Они в двух шагах сами от меня рассыпались, я и подобрал по кусочку от каждого. — И опять соврал, сам не зная почему. Может и зря, конечно. Но где-то внутри ощущал уверенность: чем бы ни были ветка и руда, они только для него, Егора.
— Точно сами, парень?
— Я к ним и пальцем не прикоснулся.
Седой поводил ладонью сначала над веткой, потом над рудой. Пожал мощными плечами.
— Болотом тянет и огнём.
— Ну и это… — Егор ткнул в грудь рыжей. Почти ткнул, мозги всё ж работали. — Доставай.
Рыжая покраснела и стала оранжевой.
У Мелвига отвалилась челюсть.
— Доставай? Чего, сиськи? Куней?! Что я не знаю?!
— Какие сиськи? — не понял Егор.
Рыжая влепила седому подзатыльник. Но тот, казалось, даже не почувствовал. Смотрел округлившимися глазами, будто на время одолжил их у Совы, и плямкал губами. Куней скривилась и, прикрываясь левой ладонью, правой вытащила из топика яйцо саламандры.
— Довольны?! Ей холодно.
После чего упрятала драгоценный шар обратно.
Взгляд седого замер, зацепившись за неглубокую ложбинку рыжей.
Погибель всего прохладного немедленно взбесилась:
— Ипильская отрыжка! Хлорный огурец! Подгаремный выползень! А ну, убери глаза, козёл, пока не выжгла! Мы тут зачем вообще?!
Выдохнув и крепко шлёпнув себя по щеке, седой очнулся. Сел на одну из колод и голову опустил. На несколько минут и застыл, даже пару раз икнул и радужные шары пустил.
Егор с тоской проводил взглядом улетающие деньги.
Куней подпрыгнула, но чуток опоздала. Не поймала. Зато с досады удачно пнула напарника в ногу.
— Так, давайте без цирка, у нас дела серьёзные, — сказал седой, помассировал лодыжку и покосился на топик напарницы. — В общем, если ты, парень, не соврал, то мы в большой и грязной куче… ну, что на ум придёт, самое грязное и большое, то мы там.
— Об одном прошу я, не говори красиво, — процитировал Тургенева Егор.
А что? В том году изучали, забыться не успел.
— Красиво? Помнишь, мы говорили в Переходе, что там всё ненастоящее? Что там всё создано временно, на несколько дней, пока мы идём через нору? Что там даже тело твоё, и то не совсем настоящее, есть и пить не требует.
— Помню. А ещё помню деревню, которой уж лет двадцать, наверное.
— Вот это и странно, парень, очень странно.
— Так, здоровяк, ближе к делу! — Куней нервно потыкала в разложенные сокровища Егора. — Всё просто. Никогда и никто не выносил из Перехода ничего.
— Да ладно, а это? — и Егор повёл рукой.
— А это смерть наша! Никто. Ни разу. Не приносил. Из Перехода. Хоть песчинку. — Куней колотила словами гвозди.
— Да, парень, терялись там многие и теряли многое. Вещи, людей. Иногда себя лишались, возвращались огрызками, памяти не имея и друзей-семью не признавая. Разное случается, но никто не приносит нового. Это Переход, парень. Что вошло — то вышло. Или меньше. Никогда — больше. Прибытка не было.
— Переход это божество, его разум, — добавила рыжая. — А боги не делятся собой. Это закон природы.
— Джо не делится едой, — пробормотал ошеломлённый Егор. — Почему?
— Парень, это просто. Не надо богом быть, чтобы понимать. Начнёшь себя раздавать — быстро скатишься до простого смертного. Потому боги так жадны, куда там архимагам или погонщикам стай.
— Но вот же оно. Вот!
— И это… страшно. Понимаешь? Так не бывает!
Егор покачал головой.
Седой ткнул пальцем в жёлудь:
— Это, парень, Вещь из Вещей, ингредиент божественного уровня. Если применить в эликсире, то получится зелье с божественной энергией внутри. А мы сейчас у Моржей, известных зельеваров и алхимиков. И оказалось, что из их Перехода можно вынести… разное. То, из чего можно сварить поистине Великий эликсир, или выточить Высочайший артефакт, да много чего выдумать. Это такой ресурс, который сравнить-то не с чем. По слухам, у Морталла Лаотраона, известного элланского архимага-коллекционера, таких штук меньше десятка. Может врут, конечно, но всё равно мало. А ты их так, с земли подобрал.
Егор осознавал.
Ломик даже не ворохался, замёрз в глубоком чёрном льду.
Светило яркое солнце, бросая лучи сквозь кроны осин, вязов и клёнов. На грубо ошкурённом древесном стволе рядом с давно потухшим кострищем лежала смерть егорова: камешки, перья, жёлуди.
Пересвистывались скворцы и трясогузки. Вот уж кому, а им на божественные зелья накласть. Без них отлично чирикается, была бы самка рядом. Вот один из скворцов и наклал, сбросил белое на колоду, задев мелкими брызгами каштаны. И это волшебным образом освободило парня.
— Я бы их выкинул, — признался Егор. — Кроме саламандры. Саламандру жалко.
И опять соврал, в третий раз за короткий разговор. Ветку и руду он сохранит. Слишком уж похоже на дар бога, создателя Перехода. А выкинуть такой подарок… ну, нет, умереть можно и более приятным способом.
— Я бы тоже, — согласилась рыжая и погладила топик. — Кроме саламандры.
Седой поднялся, нарвал листьев и принялся оттирать белое с колодины.
Его руки подрагивали.
А рыжая протянула:
— Щеночек, ты ведь не показывал это Моржам?
— Нет.
— Тогда есть шанс. Что скажешь, здоровяк?
— На Острове… да, на Острове, я сумею вас защитить. Наверное. Если уговорю старейшин взять вас в стаю.
— От кого? От Моржей? Наверняка. А от других? И как надолго защитишь? На всю жизнь? Ты всё же Средний-на-сером, а не Великий Погонщик стай Тотон Свежеватель.
Помрачневший седобородый кивнул.
— Тотону ни слова. Тотон первый и убьёт, — угрюмо бросил он. — Ему тоже нужно.
Все умолкли.
— Так и чего делать? Выбросить?
Мелвиг подвигал плечами в сомнении.
— Это самое простое, парень. Самое простое.
— Ты знаешь, сколько это стоит?! Горы круглого золота! — возмутилась Куней и почти сразу потухла. — Но нам не заплатят, просто убьют.
— Давайте никому ничего не говорить и не продавать. А если вдруг вскроется, то я скажу, что из дома захватил, на память. А что, похоже! Каштаны у нас есть, камней хватает. Да и кто проверит? И, кстати, а как дело может вскрыться?
— В любой храм зайдёшь и жрецы даже каплю божественной силы учуют.
— Значит, в храмы ни ногой!
Мелвиг хохотнул. Рыжая улыбнулась.
— Сам увидишь, парень.
— Хихикайте, — буркнул Егор, сгрёб Великие Божественные Артефакты, замотал в пакеты и спрятал в рюкзаке под грязным бельём. — Значит, храню их и прячу. А если кто случайно найдёт, это всё из моего мира. Идём?
Вскоре выбрались к железной дороге, перебежали по щебню и оказались в обжитых местах. По двухполосному шоссе двигались легковушки, грузовики, автобусы. Карет не попалось ни одной. Но зато добавилось изрядно мотороллеров, мопедов и мотоциклов. Встречались и велосипедисты, но совсем мало.
Кажется, кареты и велосипеды в основном обитали в Москве.
Позади, по железным путям, в сторону области прогрохотала электричка. Совершенно такая же, как в мире Егора, пусть и старенькая, в облупившейся зелёной окраске. Хотя нашлось и различие: казалось, первый вагон объят едва заметным синим сиянием.
До торгового центра прошли ещё с полкилометра. Большое кубическое здание с крупными надписями торговых марок, которые ничего Егору не говорили. На вид — этажа четыре или пять. Очень похожее на земные торговые центры, которые в последние годы росли в Москве как сорняки.
Когда добрались и обогнули, увидели целый список названий магазинов на высоком столбе. Два чернявых парня прислонили к столбу здоровенную лестницу и держали её снизу. А на верхних ступеньках смело шуровала мокрой шваброй-щёткой чернявая же девица, в серых штанах, грязноватой белой майке и медицинской маске, отмывая рекламную стелу от пыли. Вода лилась на швабру из здоровенной капли, которая висела в воздухе слева от девицы.