Малыш внутренне возмутился. Внешне, конечно, не показал. Сил не хватило.
А дальше его принялись кормить.
Сначала рыжая сунула ему в зубы толстый ломоть, такой же, как на тарелке у седого. Змеятина оказалась сочной, нежной и слегка жирноватой, будто молодая курица, откормленная на фуа-гра. И не то, чтобы Егор знал за фуа-гра… Но жаркий ароматный сок, текущий в горло, не оставлял иных толкований! Жирный, нажористый, едва ли не сладкий, и с курино-гусиным привкусом.
Правда, даже нежное мясо зубам не поддалось. Если ты ощущаешь себя тряпочкой на проволочном скелетике и с мышцами из киселя, то и челюсти олимпийского рекорда не покажут. Слабые оне, значить.
Рыжая нахмурилась, выдернула стейк из зубов болезного, отрастила на пальце коготь и принялась строгать, нарезая змеятину тонкими, просвечивающими ломтиками. Егор с некоторым трудом, но внутренним восторгом оное карпаччо глотал не жуя.
Его ж девчонка кормит! Первый раз в жизни.
И неожиданно быстро умял свою порцию, даже голодно покосился на тарелку рыжей.
Та погрозила когтем, подсела к столу и принялась нарезать когтями стейки на кубики, а те закидывать в рот. Столовые приборы отодвинула, как и салфетки. Зря Венька старалась.
Егор же наблюдал за трапезой Куней, борясь с накатывающей дремотой и сытостью.
В какой-то момент и проиграл битву.
А потом его разбудили, парой лёгких пощёчин.
— Ну, ты как… — начала рыжая.
И Егор вскочил. Бросил взгляд в окошко: вроде и не потемнело.
— Я долго дрых?
— Полчаса, — вздохнула рыжая. — Этот, с шерстью на ногах, заходил. Надо тебе к механику, какое-то задание на вечер.
— Ага! — сказал Егор и удрал.
По лестнице на цокольный этаж прыгал через ступеньки.
В теле ощущалась удивительная лёгкость.
Даже ломик, сволочь такая, проснулся (или вылез оттуда где прятался?) и пырился по сторонам во все свои ощущадлы. И так щедро делился впечатлениями, что голова кругом шла. На нижних ступеньках Егор споткнулся и кубарем прокатился по коридору. Но что удивительно — не упал, а сделал пару передних фляков, затормозив об стену напротив выхода на этаж.
И застыл в стойке на руках.
— И что это было? — спросил у цоколя и мира Егор.
Он медленно отнял от пола одну руку, легко удерживая себя на другой.
Ощущение силы и неожиданных возможностей изумляло.
За всю жизнь у Егор фляк получался всего несколько раз, когда в детстве по настоянию отца записался в секцию гимнастики. Но широкая и тяжёлая кость Метелицы взяла своё — к спортивной гимнастике Егор оказался непригоден. Разве что стоять внизу пирамиды и держать на себе других, но уже эта идея показалась неподходящей.
Не место Метелице внизу.
…Из прохода к мастерским вышел Михайлович. В непременном синем комбинезоне, белой рубашке и золотых очках.
— Тренируешься? — одобрительно покачал головой механик. — Дело хорошее. Но! — и он укоризненно блеснул очками и воздел указательный палец. — Не сейчас!
Егор толкнулся опорной рукой, перевернулся в воздухе и приземлился. Правда, выступление смазал, не удержавшись на ногах и припав на одну ногу.
— Не время для показухи, — слегка раздражённо бросил механик. — Знаешь, зачем я тебя позвал?
— Не-е-ет… — протянул Егор, потихоньку догадываясь.
— Дорогу кто раздолбал?
Виновный покаянно повесил голову. И тут же её поднял:
— Дорогу? Я ж только канаву на берегу…
Но тут же припомнил, как получил камнем в лицо.
Егор потёр щёку и нашёл засохшую царапину. Не почудилось, однако. Ошиблись французские академики, камни с неба падают.
— Канава это второе. Первое — дорога, — сказал механик. — Пошли.
Михайлович повёл Егора на улицу, а там свернул направо. К тем самым широким воротам в восточной стене здания. Спустился по пандусу вниз и ткнул пальцем в неприметную серую коробочку с кнопкой у ворот. Коробку установили на бетонной опоре, на свободном от араукарии участке. На пандусе валялись несколько засохших побегов: видно, хищную зелень здесь регулярно подрезают.
— Здесь нажимаешь, охрана тебя видит и открывает дверь. Нажмёшь дважды — откатятся ворота целиком.
И Михайлович нажал на кнопку.
Щёлкнуло. В левой части ворот вдруг проявилась широкая дверь. Оказалось, что целая секция стального полотна открывается наружу как отдельная дверь. Потянув, Михайлович раскрыл вход в большое помещение.
— Это гараж. Ну и немного всякого разного я тут храню, — слегка нахмурился механик. — Маловато места в доме, приходится тесниться.
В гараже оказалось темно. Что-то пробормотав про дурную экономию, механик пошарил по стене у входа и включил свет. Большие лампы накаливания под потолком тускловато разгорелись.
Егор пробежался по гаражу и с интересом осмотрелся.
Гараж разделялся на две неравные части неглубокой смотровой ямой.
Левая часть помещения, поменьше, заставлена ящиками, коробами, тачками и стремянками. Там же лежали на стеллажах шины, был выделен и технический уголок со станками, верстаками и прочим. И отдельно — здоровенный контейнер, похожий на те контейнеры, которые на Земле ставят у новостроек: чтобы жители бросали туда строительный мусор и всякий крупногабарит.
Справа от ямы стояли три машины вполне уже привычного вида: старенького дизайна, но вполне ухоженные. Одна — навроде УАЗ-469, но с коротким кузовом с брезентовым тентом. Другая — грубовато рубленый седан, по типу вазовской девятки. Ну и последняя стояла чуть на особицу, блестела чёрным лаком, сияла лягушачьими глазами-фарами и вообще казалась машиной не для простых смертных.
— «Енисей», — сказал Михайлович и ласково огладил мощный капот, — ещё из первых серий.
— Машина господина регента? — уважительно уточнил Егор.
Механик покачал головой. Ответил не сразу.
— Нет, главы клана, Олега Зайгаровича. Он любитель быстрой езды. Ну, когда жив был. А Ярослав Зайгарович, он… не любитель прогулок. Так! Ладно! Иди-ка сюда.
Михайлович взял Егора за руку и поволок за собой, не дав тому рассмотреть пару каких-то крупных странных машин, по самые колёса укутанных брезентом и втиснутых в дальний угол. Там же, один к одному, были составлены и с десяток однотипных мотоциклов.
Подведя Егора к контейнеру, сказал:
— Загляни-ка.
Тот и заглянул.
— Что видишь?
— Ну, камни какие-то, кирпичи, блоки бетонные, мусор всякий.
— Вот и отлично.
Механик отошёл в строну и приволок к контейнеру строительную тачку. Принёс и стремянку.
— Лезь!
Егор и залез, что делать-то.
— Теперь давай кирпичный бой, примерно на треть тачки, ещё немного бетонных блоков, и остаток — малахитом добьём.
— А малахит, это что? — оглядывая камни под ногами, уточнил Егор. — Эти, тёмные?
— Да, отбраковка. Не всегда у гномов малахит нормально выходит, но признать ошибку — да ни за что! Глаза пучат, бороды вперёд, ор стоит на весь мир! Приходится брать что есть и на месте обтёсывать.
— А найти другого поставщика?
— Да у гномов дешевле, они ж от природы с камнем умеют работать. И даже экспортный малахит хорош, — ответил механик и спохватился: — Так! Ты мне зубы не заговаривай. Уже темнеет, а надо хоть что-то успеть. Кидай давай.
Пришлось Егору кидать. Хватал по паре битых кирпичей, бросал их Михайловичу. Тот ловко забирал из воздуха и укладывал в тачку. Затем пошли бетонные блоки, фигурные такие, будто остатки плитки. Ну и малахитом тоже загрузили поверху.
— Всё, вылезай и волоки за мной.
Егор посмотрел на телегу, мысленно поперхнулся, но поволок.
Оказалось, не так уж и тяжко, змеиная энергия ещё бродила в теле.
Михайлович придержал дверь, Егор с трудом перетащил телегу через низенький порожек, и поволок по дороге в ту сторону, где они с рыжей дурачились.
В тачке груза центнера полтора, поди, — прикинул Егор. Хорошо хоть телега с двумя колёсами, набок не заваливается. Такую и не удержал бы.
Механик шагал рядом и щурился на закатное солнце. В руках нёс штыковую лопату и какой-то инструмент, похожий на боевой клевец на длинной ручке.