Всё, что Егор точно знал — он прошёл по торфяной топи больше двухсот шагов. Ширина башни в несколько раз меньше. И теперь Егор стоит посреди зловонного нигде, в мерзкой болотной жиже, среди пожираемых плесенью коряг и бурых стеблей отмершей осоки.
И, возможно, в илистой жиже вокруг него скользят чёрные кольчатые тела. Что-то иногда всплёскивало с боков и за спиной, как конвой. И булькало, то тут, то там, иногда склизко плевалось грязью.
Пляк!
Бульк, пляф-ф-ф. Пляк.
А неподалёку впереди мерцала зелёным гнилушным светом какая-то хрень. Не огонёк. Чуялось в этом свете нечто странное и холодное. Мёртвое.
Вспыхивало, разгоралось и гасло.
— Пять шагов. Стой. Ответа не надо, — донеслось неживым голосом от мёртвого огня.
Егор неловко переступил, покачнулся, когда нога поехала по жирной грязи, и задел стопой что-то слева от себя. Ощупал и понял — валун. Плоская и слегка влажная вершина каменюги торчала из болота. Бока же обросли тонким мхом.
Егор подумал и взобрался на валун. Торфяная жижа с гадким чавканьем отпустила ноги.
Из тьмы донёсся ледяной смешок.
И тут же невидимые тонкие и крепкие змеи-стебли оплели Егора, прижав его к холодному камню.
— Что же, — прошипел голос, — так даже лучше, не убежишь.
Подёргавшись в панике, Егор понял — не убежит.
Впрочем, время шло, вокруг хлюпало омерзительно и воняло ещё гаже, а убивать его так никто и не пришёл. Болото жило своей трясинной жизнью. Даже тот мёртвый голос молчал. Видимо, размышлял над Егоровой судьбой. И, судя по молчанию, судьба не такая уж и завидная ждала.
Наконец, тьма разразилась булькающим гласом:
— Я — Регент клана Моржей, имя мне Ярослав Зайгарович Гдович, из семьи Гдовичей, старшей ветви Клана Моржей. Назови своё имя. Говори.
И как в прошлый раз, Егор ответил:
— Я — старший сын семьи Метелица, Егор Борисович Метелица.
— Долг перед тобой, старший сын семьи Метелица. И во имя этого долга назначаю тебя… — что-то громко хлюпнуло, будто здоровенный валун упал в болото. Волна докатилась даже до Егор, захлестнув его ноги. И голос изменился, слова давил из себя будто изо всех сил душил кого-то: — Назначаю… наследником. Наследником… Моржей.
Внутри Егора всё замёрзло.
Как наследником?!
Да на чёрта это ему надо?!
Он что, здесь навсегда? Застрянет в этом мире?
А как же отец? А деды?!
Хлюпающий собеседник стыло и трясинно рассмеялся, будто прочёл мысли в голове парня. Этак: хлюп-хлюп-хлюп-пляк! Хлюп-хлюп-ха!
И фыркнул напоследок, по болоту разлетелась холодная грязь.
Егор утёр лицо. И молчал. Помнил о полной безопасности.
Не обманулся. Голос гулко рыкнул, хлюпнул и прошипел:
— Поверил? Зря... Поверил! Отвечай!
— Нет! — мотнул головой Егор. И поправился: — Нет, Ярослав Зайгарович!
— А это правильно, это верно, — голос растягивал слова как пьяный. — Это правильно, не стал бы я чужой крови стол и посох Моржа передавать. Не наша ты кровь, хоть и родич. Дальний очень. Восемнадцатое разбавление капли крови в бочке дождевой воды. Вот ты кто.
Стало невыносимо душно, ледяные болотные испарения оседали на лице, руках, пропитывали тяжёлой влагой одежду. Егор вцепился в камень, глубоко дыша и стараясь не потерять сознание.
Восемнадцатое разбавление.
Капля крови. Бочка дождевой воды.
Всё представилось так зримо в тяжёлой тьме.
Ряд старых бочек на берегу болота. Темный дуб, поржавевшие кольца. И черное зеркало воды в них. Бочки утонули на ладонь или две в топкой почве и мху. И чудовище-коряга подходит к ним, медленно ступая лапами-ветвями. В тёмной ветке, покрытой жёлтым налётом лишайника, держит короткий острый нож.
Стряхивает с ножа каплю крови. Ждёт.
Затем опускает нож в тёмную воду, едва-едва, самым кончиком. Шагает дальше, к следующей бочке. Стряхивает каплю туда.
И ещё шестнадцать раз.
Чудовище опускает голову к воде в последней бочке. Принюхивается. Мелькает зелёный змеиный язык. Тварь причмокивает, проводит языком по узким синим губам. И, отшатываясь, презрительно шипит:
«Н-не наш-ш-ша крофь… Рас-сбаф-флен-на...»
Подкатила тошнота.
И тем же голосом, как в видении, регент клана Моржей прошипел:
— Молчиш-шь. Праф-фильно. Но ф-фантас-сии твои…
Он холодно забулькал. Может смеялся.
Громко и почти человеческим голосом, тьма произнесла:
— Я, Регент клана Моржей, Ярослав Зайгарович Гдович, из семьи Гдовичей, старшей ветви Клана Моржей, назначаю старшего сына семьи Метелица, Егора Борисовича Метелица, исполнять роль наследника клана Моржей на срок пока он не исполнит обязательство перед кланом Моржей. Принимаешь ли ты, старший сын семьи Метелица, Егор Борисович Метелица, эту обязанность?
— Я, старший сын семьи Метелица, Егор Борисович Метелица, принимаю обязанность исполнять роль наследника клана Моржей на срок…
И Егор умолк. Он совершенно не помнил того срока, на который договаривался с Буровым и Балашовым. Начало августа, но какой день?!
Тьма недобро придвинулась.
— Говори!
— …на срок августа…
Заклокотало, взвизгнуло и Егору в лицо прилетел здоровенный комок омерзительно шевелящихся червей. Его сшибло с камня, Егор свалился спиной в болотную воду, раздирая руки и ноги об змеи-стебли.
А затем стебли выдернули его из воды и грубо втащили на валун.
И Егор вспомнил. Восьмое! Было семнадцатое, но договорились на восьмое!
Отплёвываясь, он произнёс:
— Я, старший сын семьи Метелица, Егор Борисович Метелица, принимаю обязанность исполнять роль наследника клана Моржей на срок до восьмого августа.
Регент молчал.
А Егор думал о безопасности. И о том, что никогда бы не связался с кланом, которым правит такой… такой… тут мысли закоротило. Подходящего слова так и не нашлось.
Тьма дышала холодом и гнилостной водой.
Наконец послышался холодный и усталый голос, почти не булькающий:
— Я принимаю твой ответ. А теперь иди. И помни о полной безопасности.
Сорвав с себя уже совсем не такие прочные стебли, Егор соскользнул в холодную воду и куда-то побрёл. Ломик не отзывался. Но, кажется, Егора тут не собирались топить.
— Правее. Ещё правее. Достаточно. Сто шестьдесят пять шагов. Ответа не требуется.
Егор шагал, все сто шестьдесят пять шагов без ответа.
И, наконец, ткнулся лицом в дверь. Упёрся в… да, пожалуй, не в пол, а в берег, навалился, и с тяжёлым скрипом распахнул дверь. Открыл ровно такую щель, чтобы протиснуться и не оставить шкуру в трясинном домене.
Увидев Бурова, выдернул из его руки фляжку и приник к ней.
Вкус был странный.
С недоумением Егор понюхал горлышко.
— Это вода, — сказал Никита Сергеевич. — Разумеется, я…
— Кончилась… эта… лекарство?!
— Разумеется, нет. У нас есть запасы. Но сегодня вам нужна вода.
— А вы откуда знаете?! — крикнул от обиды Егор. — Вы знаете что там?!
Буров едва заметно улыбнулся.
— Разумеется. Я же докладываю Ярославу Зайгаровичу. Идите, внизу вас встретит Балашов.
Когда шаги Егора затихли, Буров оглядел себя, поправил манжеты и потянул на себя дверь. На этот раз кабинет регента оказался не очень велик, шагов тридцать. И почти сухой, Буров всего пару раз слышал мокрое похлюпывание под ногами. Кажется, сейчас Ярослав Зайгарович находился в ясном уме.
Шёл референт медленно и осторожно, держа папку чуть впереди себя. И ей же наткнулся на спинку стула. Да, определенно, сегодня у регента хороший день. Всего двадцать шагов от двери.
И тут же услышал спокойный голос.
— Принёс? Бросай.
Буров размахнулся и швырнул подальше от себя сумку с едой. В этот раз направо. Не то чтобы направление имело значение… но референт лелеял глупую надежду хоть так понять размеры помещения.
Там, у стены, зашуршало, заскрипело, кто-то грузный тяжёлыми скачками пошлёпал к сумке. И ударил по полу, тяжко и глухо, будто стволом огромного дерева.