Он прервался и долго с болью смотрел на висевший над кроватью портрет той, что была императрицей.
— Да! Советую вам, доктор, хорошенько исследовать мой желудок, — вновь заговорил Наполеон, — сделать точный и детальный доклад, который вы передадите моему сыну… Следующие один за другим без передышки приступы рвоты заставляют меня думать, что желудок — самый больной мой орган, и я склоняюсь к мысли, что он поражен болезнью, которая свела в могилу моего отца, я говорю о раке желудка…
Доктор Антомарши предостерегающе поднял руку, как бы говоря, что не может поставить какого-либо диагноза.
Наполеон продолжил:
— Когда меня не станет, вы найдете мою мать, мою семью, расскажете им о своих наблюдениях относительно моего состояния, моей болезни, смерти, наконец, среди унылых скал… Вы скажете им, что великий Наполеон испустил дух в самом плачевном положении, лишенный всего и предоставленный самому себе и своей славе!..
— Вы им скажете, — вновь заговорил он после короткого спазма, — что прежде чем это произошло, он завещал всем царствующим домам ужас и унижение своих последних мгновений!..
Император откинулся на постель, изнуренный усилиями, которые ему потребовались, чтобы продиктовать последнюю волю.
В течение двух или трех дней длительной и жестокой агонии Наполеон оставался в сознании.
Он жаловался на резкую, как удары ножа, боль в левой стороне груди. Эта боль заставила его повторить наставления своему врачу.
— Хорошенько запомните, — сказал он, — то, что я поручил вам сделать, когда меня не станет. Проведите тщательное анатомическое исследование моего тела, особенно желудка…
Врачи в Монпелье заявили, что рак желудка как будто наследственный в моем роду. Их доклад находится, думаю, у Луи.
Востребуйте его и сравните с тем, что обнаружите сами… Может быть, мне удастся хотя бы уберечь сына от этой жестокой болезни!..
Воспоминание о сыне вызвало у него нечто вроде стона…
— Вы увидите, доктор, моего сына, — голос его слабел, — укажите ему, что подобает делать… Оградите его от страха, который раздирал меня. Это последняя услуга, которую вы окажете мне.
Вошел камердинер Наполеона и сообщил о появлении кометы.
— Комета! — вскрикнул император, привстав в постели. — Этот знак предвещал смерть Цезарю, а теперь и мне!..
— Не верьте, Ваше Величество, этому предсказанию. Вы увидите Францию, — возразил Маршан, — скорее падающие звезды указывают нам путь.
— Нет, друг мой, — ответил больной, успокоившись. — Быть может, мне и суждено вернуться во Францию и в Париж… мертвым, и лишь на моих похоронах французский народ воздаст мне должное.
Затем оглядел тех, кто его окружал:
— Я скоро умру, друзья мои. Вы вернетесь в Европу. Никогда не забывайте, что разделили со мной мою ссылку, оставайтесь верными моей памяти, не совершайте ничего, что могло бы повредить… Вполне возможно, что вам не позволят перевезти мое тело в Европу. Похороните его тогда под двумя ивами, растущими у источника, вода которого была так благотворна для меня.
Он составил завещание и дарственные записи, затем, спохватившись как бы не забыть, сказал Мон-толону:
— Пишите, я продиктую сообщение о моей смерти английскому губернатору, такое, как мне хочется.
Монтолон, со слезами на глазах, писал:
Господин губернатор!
Я, император Наполеон, скончался после тяжелой и продолжительной болезни.
Имею честь сообщить Вам об этом.
Это было последнее письмо Наполеона. Наступило 4 мая.
Он не хотел, чтобы его слуги, из слабости или будучи запуганными, в официальном заявлении о его кончине подтвердили лишение прав, которым Англия все время хотела его унизить, отказав ему в титуле императора. Он получил его от французского народа и достойно прославил.
В этот день на остров обрушилась страшная буря. Шквалы ветра и ливень сменяли друг друга, казалось, вся природа билась в сильнейшем припадке, как если бы земной катаклизм должен был сопровождать уход Наполеона, затухание вулкана, падение в вечную ночь звезды, так долго сиявшей.
5 мая 1821 года доктор Арно направил Хадсону Лоу записку, в которой говорилось:
«Он умирает. Монтолон просит меня не отходить от его постели. Он желает, чтобы я присутствовал при последнем вздохе».
Слуги Наполеона стояли на коленях около его кровати, простой железной кровати времен Аустерлица.
В пять часов вечера дыхание перешло в хрипение, пересохшие губы смачивали губкой с сахарной водой. Наполеон лежал на спине, правая рука свисала с постели. Вдруг он напрягся, приподнял голову и прошептал несколько бессвязных слов: