Наполеона похоронили там, где он пожелал быть погребенным, под ивами, около источника Форбет, из которого он с удовольствием пил воду. Тело положили в тройной гроб — оловянный, свинцовый и красного дерева.
По поводу надписи на надгробном камне между Хадсоном Лоу и Монтолоном разгорелся спор. Губернатор считал, что достаточно указать только имя — «Бонапарт». Монтолон же упорствовал и требовал, чтобы написали: «Наполеон, родился в Аяччо 15 августа 1769 года, умер на Святой Елене 5 мая 1821 года в возрасте 52 лет».
Спор угрожал затянуться. Чтобы прекратить его, надгробие вовсе оставили без надписи.
Моряки военного флота, солдаты 66-го пехотного полка, роты волонтеров с артиллерийскими полками отдали последние почести.
Граф де Монтолон и генерал Бертран несли крышку гроба, далее следовали госпожа Бертран с семьей и, чтобы показать, что Англия не желает оставлять свою жертву даже на краю могилы, между двумя слугами Наполеона, с напускной суровостью и изо всех сил старавшийся скрыть радость, шествовал губернатор — генерал Хадсон Лоу. Последний триумф омерзительного тюремщика.
На этом его служба была закончена. Через некоторое время Лоу вернулся в Европу. Вокруг него сжималось плотное кольцо неприязни. Он был отвергнут и проклят даже своей страной. Негодяй кончил жизнь бесславно, много позднее, в 1840 году. Жалкие попытки оправдать свою деятельность на Святой Елене, опубликовав мемуары, полные ненависти и лжи, обернулись тем, что история воздала ему по справедливости.
«Король умер! Да здравствует король!»
15 августа 1821 года замок Комбо с самого утра выглядел по-праздничному. Помощники садовника обходили аллеи, развешивали на деревьях гирлянды и то там, то тут орнаменты из цветов в виде либо буквы «Н», либо орла, либо знамени, где синие, белые и красные* цветы представляли славный символ прошлого, запрещенный ныне.
Крестьяне приносили срубленные ветки, из них наскоро сооружали в центре площади арку, которая вечером будет сверкать разноцветными фонариками. Прибывшие из Мелуна рабочие уже опускали фонарики в чаши с красками, такими же как гирлянды на аллее. Стеклышки должны были засветиться с приходом ночи тремя «опальными» цветами.
Выскоблили и посыпали песком аллеи, на большой лужайке установили две палатки, одна предназначена для народного пиршества, где во главе стола будут маршал Лефевр с супругой, другая — для танцев, намеченных на вечер. Если позволит погода, большая часть лужайки заполнится танцующими и подвыпившими. Были приглашены два оркестра — на эстраде перед палаткой и на краю лужайки.
В самом замке с раннего утра суетились слуги, переставляя мебель, освобождая просторные комнаты. По заведенному вот уже двадцать лет порядку 15 августа многочисленным посетителям разрешалось разгуливать по всему замку.
Это был единственный праздник, ставший традиционным в замке Комбо, который позволяли себе маршал и его верная подруга, постаревшая, печальная, чье существование еще более омрачал глубокий траур. Потеряв Шарля, она постоянно чувствовала себя одинокой. Супруги, казалось, мечтали о вечном покое.
Только одной мыслью, только надеждой жили они: до того как умереть, вновь увидеть, хоть раз, их дорогого императора, который так жестоко страдает на губительном для него острове.
По вечерам, сидя у камина, вороша воспоминания, маршал Лефевр и его жена переносились на Святую Елену. Как там император? Хорошо ли себя чувствует? Продолжаются ли его мучения, может быть, стало еще хуже?.. От узника не поступало никаких известий.
Супруги вспоминали тех преданных слуг, которые пытались организовать побег императора и неизменно получали от него непреклонный отказ.
Последние возвратившиеся со Святой Елены, Элфинстоун и Ла Виолет, подтвердили, что Наполеон никогда не согласится бежать. Он хотел, чтобы Франция сама захотела его освобождения. Только призванный своими подданными император возвратится во Францию.
— Ты знаешь, — обратился Лефевр к жене, — что рассказал старина Ла Виолет? Император больше не желает слышать об авантюрах. Ла Виолету даже не удалось поговорить с ним о наших планах. Он отказывается от любого смелого предприятия, как будто забыл, что мы совершали в Египте, да и не только там, под его руководством. Неужели его сломило бегство из России с одним Коленкуром, на скверных санях, когда он узнал о заговоре генерала Мале?.. Хотя нет, скорее всего, император оставил амбиции, понимая, что для него все кончено, и если он думает о своем сыне…
— Ради сына, — возразила жена, — он должен постараться выбраться с этого жуткого острова и уехать либо во Францию, где его свобода и жизнь, конечно, оказались бы под угрозой, либо в какую-нибудь спокойную и безопасную страну.