В самом начале северянин назвал себя Олафом. Потом сказал, что зовут его Олавр. Тогда Марко решил для простоты звать его Оливером — на манер англов. Азиаты, впрочем, звали гиганта О-ла-фу — если только не Голубоглазым, Огненнобородым, Большеносым или Демоном Ниоткуда. Последними двумя именами пользовались за глаза. И на предельно почтительном расстоянии. Ибо Олафу и впрямь был невероятно могуч, а его красное от солнца тело носило множество боевых шрамов. Великое множество шрамов.
Азиаты вообще не видели особого смысла в схватке один на один, с боевым топором против меча. Они считали, что стрельба из лука с несущегося во весь опор коня имеет куда больше смысла (и, между прочим, требует куда большего мастерства). По крайней мере, пока не кончатся стрелы. Но они охотно соглашались с тем, что поединок требует большей отваги.
До поздней ночи, окруженный круговыми кострами внутренней монгольской стражи, окруженными, в свою очередь, кострами внешней стражи татар, Оливер то расхаживал, то садился. То и дело хмурился. Никогда не улыбался. Только покачивал своим громадным боевым топором в могучих, исчерченных шрамами руках — а немой паж тенью скользил позади.
— Бывало тебе когда-нибудь страшно? — спросил Марко.
— Не. Никогда не бывало! — мотнул головой Оливер.
— Но почему? Порой это так естественно… что с топором, что без.
Оливер снова мотнул головой и выразительно подергал свою рыжеватую бороду.
— Потому что есть получше топора.
— Что же? — спросил Марко.
Оливер долго-долго смотрел куда-то вдаль, потом повернулся и долго-долго смотрел на Марко. Наконец сунул руку под свою мохнатую куртку (северянин называл ее «сэрк» и утверждал, что на нее пошла медвежья шкура) и достал оттуда затянутый ремешком мешочек. А из мешочка вынул кусочек кости или камня.
— Что за странная чепуховина? — поинтересовался Марко.
Оливер испустил хрип, который, скорее всего, призван был изображать смех.
— Не чепуховина. Хо! Не-а, не чепуховина. Футарк.
— Что-что?
— Ну, кто-то зовет руны. Другие — футарк. У северян вроде как буквы. Вроде… как там? Ну, санктус…
— Святыня?
— Ага, святыня. Вроде как кладут на могильный камень. Вроде как на волшебной палочке. Вроде ведьмина знака. Руны. Футарк. Теперь смотри… Длинный, мозолистый палец Оливера указал туда… сюда…
— Фея, Всадник, Лед, Шип.
Древность, Разбойник, Язва, Норна.
Год, Солнце, Град, Бык.
Муж, Озеро, Розга, Руно.
Шип, Норна; Норна, Шип…
«Норна» — пропело слабое эхо, когда искры костра взлетели вверх, в непроглядную тьму, — а потом растаяло на шепчущих ночных ветерках.
Перечисление продолжалось. Порой перевод этих странных угловатых знаков был труден для понимания, а порой просто невозможен. Служили они символами вещей из списка? Или он состоял всего лишь из названий букв? Или… Одного взгляда на благоговейно вытянувшееся лицо Оливера Марко хватило, чтобы удержаться от смеха, несмотря на забавное звучание некоторых пунктов. Вместо этого венецианец спросил:
— И что все это значит?
Оливер перевернул свою вещицу. Линии знаков на лицевой стороне были короче. Северянин помолчал. Потом сказал:
— Значит… вроде как… «Аве Мария бережет Оливера от зла». — И северянин энергично кивнул. Потом положил свой амулет, талисман или как там это называлось обратно в мешочек, а мешочек снова сунул на грудь под мохнатую куртку.
— Да, Оливер, это и впрямь святыня.
Еще один энергичный кивок. Какое-то бурчание. А потом, не прощаясь, Оливер вдруг встал и ушел. Подозвав немого пажа и перекладывая из руки в руку громадный боевой топор, О-ла-фу возобновил свой неустанный, беспокойный ночной дозор. Интересно, подумал Марко, может он видеть в темноте? Может почуять человека? Расхаживая взад-вперед, северянин и его немой слуга продолжали свою стражу.
А Марко вдруг подумалось, что в перечне и в заключении Оливера, наверное, содержится больше того, что слышали его уши. «Аве» руны вполне могли отнести не только к «Марии». В конце концов, христианами скандинавы стали недавно… а вспомнить им есть что.
Все они, конечно, весьма склонны к тому, чтобы при малейшем оскорблении или ином вызове бросаться в поединок и убивать друг друга своим громадным оружием. В отличие от более просвещенных, более обходительных и уравновешенных венецианцев, которые умеют молча улыбаться — и держать нож под плащом. Или, по крайней мере, вежливо пригласить обидчика в погреб отведать вина…
Тут глаза Марко вдруг наполнились слезами. Ах, это венецианское вино! Ах, эти венецианские фрукты! Как был бы он счастлив порадовать всем этим Си-шэнь! Изысканные сласти! Охлажденные альпийскими снегами напитки! Мраморные дворцы и виллы, золотистые картины и гобелены, богато груженные гондолы Наитишайшей Венеции! Венеция! Город единственный и неповторимый, великий рынок купцов всей земли! Город, украшенный жемчугами, наряженный в золотые одежды! Венеция, невеста моря!
Венеция!
Потом в голове у Марко возникла любопытная мысль. Одна из этих ерундовых рун показалась ему… знакомой. Та, что повторялась чаще других и означала «шип». Кажется, точно такая же есть и на «проклятом» Хубилаевом свитке. Марко тут же отозвал Оливера с его беспокойного дозора и поднял сонного ученого Вана. Точно! При пляшущем свете костра выяснилось, что руна, которую Оливер называет «шипом», — тот же самый загадочный символ, что вновь и вновь появляется на свитке!
Сколько же волшебства может таить в себе одна ночь!
Волнение охватило Марко, стоило им сравнить значки на амулете Оливера с отметками на аккуратно извлеченном из разноцветного шелкового кокона свитке-карте. Этот новый кусочек головоломки наверняка поможет им разгадать трудную загадку местопребывания Спящей Красавицы! Поможет найти это потаенное место! Поможет добиться великой благодарности Хубилая! А тогда Марко обязательно отыщет Си-шэнь и вместе с ней вернется в Палаццо ди Поло, под щит с четырьмя скворцами! Домой, в милую сердцу Венецию!
Что, если Спящая Красавица дремлет там, где «шипы»?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НАЙДЕНЫ ВЕСЕЛЫЕ КРАСАВИЦЫ
19
Цзе: Разрешение.
Гром над дождем приносит избавление.
Двигайся дальше — и почки распустятся.
В поход выступал караван из пятидесяти коней и верблюдов; последние не высокие и стройные одногорбые аравийские, а невысокие и плотные двугорбые верблюды Бактрии (беговые верблюды, так называемые дромадеры, или «хадджаннахи», столь незаменимые на горячих сухих песках, сильно страдают от льда, снега и холода, а значит, не годятся на севере и в горных районах). По мере же приближения каравана к тропическим зонам и по мере истощения запасов провизии верблюдов постепенно оставляли позади.
В каких-то иных местах земного шара пятьдесят животных могли бы показаться цифрой недостаточной, но ни одна другая страна мира не имела столь эффективной почтовой системы, как империя великого хана. Более 10000 почтовых станций располагались через точно отсчитанные интервалы — почти повсеместно. Прибыв на такую станцию, путнику по казенной надобности следовало лишь предъявить тонкую металлическую табличку с начертанными на ней имперскими символами, что служила чем-то наподобие внутреннего паспорта. И его тотчас обеспечивали жильем, провизией, а также столькими конями из двухсоттысячной императорской конюшни, скольких ему взбредало в голову потребовать.