На смену радости вернувшихся движений пришли тревожные мысли о том, что только что произошло. У меня было только одно объяснение: пока я спал, Голос попытался со мной связаться по мыслесвязи. Он видел меня на стадионе, а значит, мог вызвать меня по мыслеобразу. Но откуда он узнал моё имя?
В памяти сразу же всплыли слова следователя Анны Лин. «Если вдруг ты что-нибудь вспомнишь, немедленно сообщи мне это по мыслесвязи.» Не то, чтобы я вспомнил что-то новое, но то, что произошло со мной во сне точно стоит ей сообщить. Но сейчас, судя по всему, глубокая ночь. Она же может спать, а тут я со своими сообщениями. Это может подождать и до завтра. Или не может?
Я всё же вызвал Анну. Она сама просила, чтобы я сообщал немедленно, а значит, медлить я не буду. Но мысленный запрос на связь внезапно обернулся сильной головной болью, настолько резкой, что я потерял равновесие и, схватившись обеими руками за виски, рухнул с кровати на холодный пол.
Кажется, я потерял сознание ненадолго. Что это было? Повторного желания воспользоваться мыслесвязью не возникало, и хотя головная боль отступила, попытка подняться на ноги стоила мне огромных усилий и едва не закончилась новым падением. А ещё какая-то странная боль повыше запястья правой руки. Я коснулся этого места левой, и пальцы нащупали липкую и горячую кровь. В палате было темно, и я не понимал, что произошло. Шатаясь, я подошёл к двери и открыл её. Свет из коридора ударил мне в глаза, и я зажмурился. На то, чтобы зрение привыкло, ушло несколько секунд. Сначала я осмотрел руку, и сразу же понял, в чём дело. Я лежал под капельницей, и когда упал с кровати, игла вылетела наружу. Она повредила мне вену, разорвала кожу и болталась на клочке пластыря, приклеенного к моей руке. Кровь уже свернулась, но всё же я начал беспокоиться. Если врачи решили, что мне нужно лежать под капельницей, значит, нужно лежать, но самостоятельно вернуть иглу на место я всё равно не смогу.
Я вышел в коридор и отправился на поиски дежурной медсестры или, на худой конец, робота, способного мне помочь. Широкий коридор с множеством одинаковых пронумерованных дверей по обе его стороны, был ярко освещён, и тянулся пугающе далеко в обе стороны. Какого же размера эта больница? Дверь палаты захлопнулась за моей спиной. Я наугад решил отправиться налево, и побрёл по коридору, придерживаясь рукой за стену. Чем дальше я шёл, тем глупее мне казалась затея. Может, стоило сначала включить свет в палате и найти кнопку вызова медсестры? Я рано обрадовался улучшению самочувствия, ноги по-прежнему едва слушались меня, и каждый новый шаг давался мне всё труднее и труднее. Вскоре я понял две вещи.
Первая проблема. Еще через метров двадцать-тридцать я не смогу идти дальше. Я явно переоценил свои силы, когда вскочил с кровати, и теперь придётся за это расплачиваться. Стыдно, конечно, будет появиться на глаза медсестре стоя на четвереньках, но с этим уже ничего не поделаешь. Можно, конечно, было вернуться в палату, но в этом была вторая проблема. Как бы ни нелепо это звучало, но я заблудился. Дверь в палату закрылась, а номер я не запомнил. Не помнил я и количества дверей, которые прошёл, прежде чем мои ноги начали меня подводить. Я мог быть уверен разве что в том, что моя палата находится по левой стороне коридора.
И что теперь? Ползти назад и заглядывать в каждую дверь? Громко позвать на помощь? А может, сесть посреди коридора и ждать, пока кто-нибудь появится? Давно я не чувствовал себя так глупо. Я снова попробовал воспользоваться мыслесвязью, и у меня опять потемнело в глазах, а ноги подкосились. Я попытался упереться рукой в стену, чтобы не потерять равновесие, но слева от меня, как назло, оказалась дверь. Под весом моего падающего тела она открылась внутрь, и я с грохотом растянулся на полу чьей-то палаты. Я больно ударился головой о бетонный пол, и сознание покинуло моё измученное тело.
Глава 13. Возвращение.
Пришёл в себя я уже в палате, на знакомой больничной койке. Рядом со мной была девушка в белом халате, которая проделывала какие-то операции с капельницей. Когда наши взгляды, наконец, встретились, я попытался ей улыбнуться. Наверное, получилось криво. Хотя, чувствовал я себя намного лучше, чем вчера. И главное - никакой головной боли после удара лбом о бетонный пол! А я уже боялся, что у меня сотрясение мозга, или вообще трещина в черепе.
- Как вы себя чувствуете, господин Кленин? - спросила медсестра.