Ладонь у лейтенанта была маленькая, но такая сильная, что Тулупов, усмехнувшись, спросил:
— Какой у вас разряд?
— Первый. По многоборью.
— Ого! Значит, в тире вы бьете точнее, чем на полигоне?
— Не понимаю, товарищ генерал-полковник. — Лейтенант смотрел по-прежнему твердо, и спокойный взгляд его, видимо, вывел полковника Степаняна из состояния внешнего равновесия.
— «Не понимаю»! Ишь какой недогадливый! Кто выверял прицелы и пристреливал пулеметы?
Лейтенант смутился, но лишь на мгновение.
— Дело не в пристрелке и выверке, а в беспомощности некоторых наводчиков, товарищ полковник.
— Ишь ты! За наводчиков спрятался. Есть на кого вину свалить! — кипел Степанян, не замечая укоризненных взглядов командующего.
Тулупов не хотел осаживать врио комдива в присутствии его подчиненных, хотя он очень не любил, когда начальники демонстрируют свое плохое настроение. У полковника достаточно власти над лейтенантом, чтобы не прибегать к силе голоса.
— Так в чем же, по-вашему, беспомощность наводчиков? — перебил Тулупов.
— В чем?.. Да вот в чем, товарищ генерал-полковник. Мы все время ведем борьбу за то, чтобы поразить мишень первым выстрелом. Отличное дело — ничего не скажешь. Если к нему с головой подходить. А мы к натаскиванию сползаем. Полигон у нас один, расстояния на нем до метра выверены, все бугры и лощины наперечет известны. И ничего удивительного, если наводчики наши за одну-две стрельбы привыкают прямо от линии красных столбиков первым снарядом сносить мишень. Хлоп — и вся пушечная стрельба, А попади они в незнакомую обстановку? Сбейся прицел в атаке? Хватит у них соображения в один миг огонь скорректировать?.. Я так понимаю: борьба за первый поражающий выстрел — это борьба за каждый поражающий выстрел. Вот я и решил хотя бы на одном танке проверить, чего стоит натаскивание, если первый снаряд пойдет за молоком… Стрельба-то сегодня тренировочная, а не зачетная.
— Значит, вы умышленно сбили прицел? — озадаченно спросил Тулупов.
— Так точно.
Степанян раздраженно пристукнул ладонью по перилам площадки.
— И он говорит об этом, как о невинной шалости ребенка! Вам что, танкострелковых тренировок мало?
У Ордынцева губы сомкнулись в тонкую полоску, кадык нервно шевельнулся на темной шее.
«Ну, держись, лейтенант», — подумал Тулупов.
— На танкострелковой, товарищ полковник, каждый наводчик знает, что ошибки могут вводиться умышленно, там он скорее сообразит, в чем дело. А не сообразит, тоже сильно не опечалится: там можно повторить. Здесь не повторишь, и урок лучше запомнится.
Тулупов смотрел на лейтенанта с возрастающим интересом:
— Вы хоть командира-то роты поставили в известность?
— Никак нет, товарищ генерал-полковник, не поставил.
— Почему?
— С третьего направления должен был стрелять только мой взвод. Но в последний момент нас в конец отодвинули.
Ордынцев кивнул, подтверждая.
— И все же в таких случаях командира роты, к тому же и руководителя стрельбы, предупреждать вы обязаны.
Лейтенант молчал.
— Ясно, — сказал Тулупов неопределенно, и в слове этом присутствующим послышалось только одно: ясно, Ермаков — своевольник. А между тем самому Тулупову ясно было совсем другое: доложи лейтенант Ордынцеву, тот наверняка отверг бы затею Ермакова, да еще взгрел бы в придачу. Рассчитывал ли Ермаков, что его поймут и без слов, или ему все равно, раз дело сделано, но Тулупов оценил молчание.
— А скажите-ка, товарищ лейтенант, — подал голос несколько отошедший Степанян, — вы готовы взять на себя ответственность, если рота сегодня срежется и получит двойку? Хотя и не зачетная, а все же стрельба!..
— Я, товарищ полковник, готов отвечать за все последствия моих поступков. Другому меня не учили. Только никто больше не срежется, если с третьего направления разрешат стрелять моему взводу.
— Обождите хвастать, — перебил Степанян уже без прежнего раздражения в голосе. — Можно, товарищ генерал-полковник, посмотреть на этого молодца в деле? А то языком чесать все мастера.
— Раз просит, почему не разрешить? — улыбнулся Тулупов и заговорщически подмигнул лейтенанту.
Генерал думал сейчас о том, что в словах Ермакова, видимо, есть здравый смысл. Он и сам воевал против того, чтобы точность стрельбы достигалась в привычной, выверенной обстановке. Значит, не вытравлено это зло, и стоит, быть может, проверить огневиков в других полках. И насчет борьбы за каждый поражающий выстрел тоже стоит подумать… А в штабе еще удивляются: и чего командующего носит на ротные занятия?