Дик, отступив на шаг, ногой проломил дверь, и они вошли в пустое помещение. В нем было слуховое окно, выходившее на крышу. Не раздумывая, полицейские выбрались туда и на четвереньках поползли к узенькому настилу, проложенному вдоль гребня крыши. Сбоку настила имелись перила. Здесь они встали на ноги и побежали. Вероятно, это был запасной путь на случай пожара во дворце. Пробежав вдоль крыши, преследователи наткнулись на коротенькую лесенку, перекинутую на плоскую крышу соседнего дома. На ней также находилось слуховое окно. Оно было открыто, и вниз вела лестница.
Спустившись, полицейские очутились во дворе. У дальней стены какой–то человек чистил автомобиль, и они поспешили к нему.
— Да, сэр! — ответил он, вытирая пот со лба. — Минут пять назад тут пробежал кто–то. Швейцар или лакей, я не разглядел.
— У него была шляпа?
— Как будто была. Он побежал в ту сторону.
Гордон с Эльком бросились в указанном направлении.
Как только они исчезли, человек, чистивший автомобиль, повернулся к закрытой двери гаража и тихонько свистнул.
Дверь медленно открылась, и из нее вышел Жозуа Броад.
— Благодарю вас, — произнес он, сунув шоферу в руку монету.
Вернувшись после безрезультатной погони во дворец, Гордон установил, что убийцей мог быть лакей, исчезнувший из дома перед их появлением здесь. К счастью, нашлась его любительская фотография, и увеличенная, со всеми приметами, она в тот же вечер появилась на столбах и во всех газетах.
— Майтланд был самой настоящей «лягушкой», — доложил Эльк, после того как трупы отправили в морг. — На левой кисти руки у него была вытатуирована замечательная лягушка.
В тот же день удалось установить, что бежавший лакей получил после обеда телеграмму. Телеграфное управление передало содержание: «Покончить и исчезнуть».
Контора Майтланда была закрыта полицией, шла систематическая проверка документов и книг.
В семь часов вечера Эльк отправился на Фитцрой–сквер. Удивленный Джонсон открыл ему дверь. Весь коридор был уставлен мебелью и ящиками.
— Вы уже собрались? — спросил сыщик.
— Да, я уезжаю, — подтвердил Фило. — Здесь слишком дорого для меня, а получу ли я еще место, неизвестно.
— Если не получите, тоже не страшно. Мы нашли завещание старика. Он все оставил вам.
Джонсон широко раскрыл глаза:
— Вы, конечно, шутите?
— Никогда еще я не был так серьезен. Старик оставил вам все до последнего пенса. Полагая, что это вас заинтересует, я снял копию, — ответил сыщик и достал из кармана бумагу.
Джонсон стал читать:
«Я, Эзра Майтланд, проживающий в Лондоне, Эльдорская улица, 193, в здравом уме и твердой памяти объявляю моей последней волей нижеследующее:
Я завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, все поместья, дома, акции, все драгоценности, автомобили, кареты, одним словом, все мое состояние, исключительно Филиппу Джонсону, Фитцрой–сквер, 59, чиновник в Лондоне.
Объявляю, что он единственный честный человек, которого я за всю свою долгую, печальную жизнь знал, и предписываю ему посвятить себя неустанной заботе уничтожения организации, известной под именем «Лягушки», которая в продолжение двадцати четырех лет вымогала у меня огромные суммы».
Завещание было подписано рукой Майтланда и засвидетельствовано двумя особами, имена которых Джонсон хорошо знал.
— Я прочел об убийстве в вечерних газетах, — сказал Фило после долгого молчания. — Как он был убит?
— Его застрелили, — ответил сыщик.
— Ну, как он отнесся к наследству? — спросил Гордон, когда Эльк вернулся.
— Бедняга совсем растерялся — мне просто его жаль. Никогда бы не подумал, что способен жалеть человека, у которого столько денег… Но эта перемена в жизни Джонсона означает и перемену в жизни Рая Беннета, как вы считаете, господин полковник?
— Да, я об этом уже думал, — ответил Дик.
На следующий день Гордон отправился в Хорсхем. Он застал Эллу Беннет на огороде.
— Вот приятная неожиданность! — радостно воскликнула она, увидев Дика, но тут же покраснела, устыдившись своей радости. — Для вас теперь настало ужасное время? Я сегодня утром прочла газеты. Бедный мистер Майтланд!
— Вы знаете, что он все свое состояние завещал Джонсону?