— Жду с нетерпением, — кивнул. — Дела оставишь на Лейлу?
— Да, — кивнул Дач. — Она рассказала, какие сведения ты принёс. Мои поздравления, отличная работа.
Мужчина указал на свободное место, и сам сел за стол, продолжив:
— Я понимаю, что некоторую информацию ты решил утаить. Имеешь право, личные связи — штука тонкая и сложная. Мы, члены семьи, пользуемся некоторым кредитом доверия, и друг у друга, и у императора. Никто не будет спрашивать меня за связь с Иларой, например. Но я хочу быть уверен, что скрытая тобой информация не несёт угрозы, для тебя, семьи или империи. Как минимум — прямой угрозы.
Я вздохнул, отыгрывая сложные моральные терзания. Немного актёрского мастерства, спасибо, опять же, Йонетт.
— Не несёт, Дач. Человек, чьё участие я скрыл, уже умер. Окончательно и почти наверняка бесповоротно. Прямо на моих руках, в каком-то смысле.
— И кто этот человек? — настоял Гаорта.
Несколько долгих секунд я взвешивал, стоит скрывать моё близкое знакомство с Цепной или нет. И принял решение. Это будет проверка, по реакции Дача я кое-что смогу понять.
— Девушка, молодая женщина по имени Йонетт. Йонетт из рода Серашан, — и, видя, что имя Дачу незнакомо, пояснил. — Тебе она, вероятно, известна под прозвищем Цепной Пёс. Или просто Цепная.
Дач удивился и несколько секунд молча смотрел на меня. Вопрос его был вполне ожидаем.
— Ты знаешь, сколько на ней преступлений, Сол?
Киваю, сопровождая жест грустной улыбкой.
— Да, примерно представляю.
Я точно знал, сколько на ней преступлений. Знал даже про такие, о которых не знал никто другой.
— И ты уверен, что этот человек был достоин твоей защиты?
Я заглянул в глаза сотруднику Шестого отдела. А затем указал на сундук, в которой хранилась выпивка. Дач мой жест понял, через несколько минут я уже пил недурное вино из походной кружки.
— Как ты сам сказал, Дач, есть некий кредит доверия. И нет, по-хорошему Цепная недостойна доброго слова. Те немногие условно благородные поступки, что она совершала, не перевешивают её преступления. Но перед смертью она мне о своей жизни рассказала. Ты знаешь о её ранних годах?
Дач отрицательно покачал головой:
— Ничего. И не знаю никого, кто знал бы. Видимо, кроме тебя.
Развожу руками.
— Никакой конкретики, я её не допрашивал. Скорее это была исповедь перед смертью. Ей не повезло в жизни, Дач. Сильно не повезло. Откровенно говоря, она за несколько лет испытала на себе почти всё, на что способен извращённый человеческий разум. Это её не оправдывает, но Йонетт достойна сожаления. А ещё больше достойна сочувствия. Она не хотела, чтобы её душу искалечили. Не хотела становиться тем, чем стала.
Я поднял бокал.
— В королевстве ходила присказка. О мёртвом хорошо, либо ничего кроме правды. О друге хорошо, либо ничего.
На некоторое время разговор утих. Обдумывал мои слова Дач, делал в голове какие-то оценки, может быть, размышлял, не стоит ли попробовать расспросить меня о жизни широко известной наёмницы и убийцы. Не знаю, я не пытался проникнуть в его мысли. Я прокручивал воспоминания Йонетт, пытаясь понять, был ли у неё выбор. Был ли шанс стать другой. И да, был. До того, как на глазах девочки убили всю её семью. До всего того, что породило Цепную. После — нет. После был только искалеченный человек, неспособный на нормальные отношения, связи, чувства. Слишком болезненным было мировосприятие Йонетт, я это хорошо чувствовал по себе, вспоминая её глазами дни, проведённые вместе. Я видел, насколько сильно она подавляет свои желания и инстинкты. Я был в её глазах врагом, противником, источником опасности. Каждое моё слово ей виделось обманом, уловкой, хитростью. Не убила Йонетт меня только по одной причине. Не могла. Была слишком слабой, слишком хорошо понимала, что без меня не протянет и суток.
Этот внешне вполне адекватный человек внутри жил в вечном надрыве. Не было у неё выбора, вариантов, путей. Уже та маска, что видел я, была огромным достижением и следствием несгибаемой воли.
— Да будет так. Мир праху её. Да смилуется над её душой Великий Дух, — решил Дач принять мою сторону. — А что касается твоего отца. Ты упоминал, что виделся с ним, но не рассказал о вашем разговоре.