— Он был и вашим гостем! — возмущается Санго Риот. — И он был другом вашей дочери! Вы могли сделать для него гораздо больше!
— Что я могла? — тихо возражает женщина. — Предложить кров? Я предлагала. Он отказался. Сказал, что не нахлебник, и ушел. И я хочу знать, куда.
— Отказался, значит, придурок … А при чем тут нахлебник?
— Вы, конечно, гражданин Асторы, но про жизнь здесь ничего не знаете, — по возможности мягко замечает Рона-сан. — Вся сложность в Доме. У каждого асторянина есть Дом. Это очевидно. Но … больше Домов нет. На Асторе нет того, что на Границе называют гостиницами, ресторанами, магазинами … Иван жил у нас. Таков выбор: или вы чей-то гость, или ночуете под кустом. Последнее крайне неудобно, несмотря на исключительно добрый климат Асторы. Скажите, почему он отказался?
— Но хотя бы транспорт у вас есть? — озабоченно спросил Санго Риот. — Мы весьма далеко от Холма Прощаний, и уже ночь.
— Есть, — виновато ответила Рона-сан. — Дома. Они у нас всё.
— Но не у всех, — поморщился пограничник. — Ладно, вернусь как-нибудь. Про Ивана же знаю следующее: он вернулся в Границу, сразу же записался в корпус внепланетных наблюдений. Служил. Недавно — по приказу Асторы, кстати! — корпус был направлен в район Первой и Второй Желтых планет, это где-то на периферии… На подлете транспорт наблюдателей местными военными был случайно обнаружен и сожжен. Хоронить нечего, почести не положены. Точка.
— Корпус наблюдений? — растерянно повторила Рона-сан. — Служил? Зачем?!
— Чтобы поесть? — предположил Санго Риот. — У нас в Границе порядки простые, кто не работает, запросто подохнет с голоду. А в корпусе его хотя бы кормили.
— От вашей помощи он отказался тоже? — спросила Рона-сан.
— Он не просил ничего, зачем тогда мне с чем-то навязываться?
— Понятно…
— Он был странным и не понимал реальной жизни, — заявил Санго Риот. — Но иногда говорил очень метко, видимо, случайно … Как-то он случайно удивился, что меня пустили на столь высокий пост. И я задумался. И сейчас задаю этот вопрос вам. Как? Я ведь не политик. Не дипломат. Не экономист. Я просто хороший воин, даже не полководец. Как?
Санго Риот впервые требовательно смотрел на существо высшего порядка.
— Сейчас нам нужны именно воины, — пробормотала Рона-сан. — Это связано с Желтыми планетами.
Санго Риот церемонно опустился на колено:
— Приказывайте, моя госпожа.
— Пройдемте ко мне, — улыбнулась она. — Доктор Бэра нас ждет. Рабочих офисов, как вы догадываетесь, у нас тоже нет, есть Дома. Я предлагаю вам быть моим гостем. Мой Дом сейчас на побережье, это близко, вы не устанете.
У берега моря они остановились. Вечный прибой пел вечные песни, и каждый их понимал по-своему. Рона-сан услышала в его шуме грусть одинокой асторянской девочки и вздохнула.
Он сух и жарок, мой новый мир. Жгучие камни, бешеное солнце, ветер-суховей. И как здесь люди живут? Как растения. Ночью, у воды. Конечно, это не Астора. Это даже и не Граница, хотя попал я сюда одинаково: дым, огонь, удар, боль — провал. Вот больницы не было, зажило и так. Зато не было и проблем с памятью, что хорошо, также и проблем с документами. В смысле, без документов-то проблем хватало … В этом мире жизнь была устроена просто: если не знаешь языка, не имеешь документов и денег, то ты однозначно раб. Вот тебе миска поганой еды и много работы. Сбежищь — хозяева обидятся и убьют. Я не сбегал. Нужно было оглядеться, подучить язык. В корпусе наблюдателей почему-то не предполагалось хорошего знания языка страны наблюдения. Да там вообще ничего не предполагалось… Ну, пока я оглядывался, меня сдали в армию вместо хозяйского сына и под его именем и данными. Так что теперь я какой-то там Саат Боат, двадцати лет от роду, житель Второй Желтой, абориген долин. И ерунда, что белый и вдвое старше записанного. Никого вокруг это не смущало, с чего бы беспокоиться мне?
И вот ведь странность какая: в рабстве жить оказалось в каком-то смысле проще и … получается, что свободней. Свободней, чем в Границе. И уж тем более свободней, чем на моей несчастной далекой родине. Может, это потому, что здесь распоследний раб может ходить везде, не опасаясь, что его унизят или оскорбят. За своего раба хозяева готовы драться — и дерутся — насмерть со всем миром. И хозяйки тоже. И все их дети, способные держать оружие. Хотя в общем это мирный, незлобливый народ. Ну, если их не трогать …
Я — наблюдатель Границы. Я обязан собрать сведения о наблюдаемой зоне, составить рапорт по заданному вопроснику и отправить по инстанции. Выживание и эвакуация сообразны обстоятельствам — то есть случаются далеко не всегда. Гражданство Границы — очень дорогой кусок добычи, ценой ему жизнь.
Рапорт составить несложно. Войска Второй Желтой усиленно готовятся к войне. Хватают всех годных к службе и небогатых, наряжают в боевые халаты, утертые до дыр и масляного блеска — и в лагеря подготовки. Подготовка в основном состоит из бессмысленных горных маршей — потому что воевать будем в городах и нигде больше. Это до боли напоминает мне родной мир. Разве что теперь на плече вместо учебного автомата болтается увесистое полено, имитирующее местное громобойное оружие. Скоро наша толпа пойдет в бой. Скоро — это через месяц. Военных секретов здесь не практикуют, решения штабов обсуждаются на каждом углу. Мы воюем против Первой Желтой, которая в данный момент является агрессором, захватив приморские столицы планеты. Но это неважно: недавно Первая Желтая с треском вышибала из своих жилых массивов агрессоров Второй Желтой. Причина именно этой войны по меркам моей родины смехотворна. Планеты не поделили недавно открытый астероид с какими-то, может быть, даже ценными свойствами. Но из-за этого они вовсе не собирались воевать. Вот еще! Бизнес есть бизнес, всегда можно как-то договориться. Однако на переговорах офицер одной стороны намеренно слегка наступил на ногу солдату другой стороны, который стоял непочтительно близко. Солдат, истинный сын своей родины, засветил офицеру в глаз, и поехало. Давно уже нет в живых ни того солдата, ни офицера — погибли в драке делегаций. А война длится и длится. Вот и сейчас: столицы захвачены! Ну как их не освободить?! И вломить агрессору в его собственном поганом логове, чтоб неповадно было!
Так что составить доклад не проблема. Но отправить его нечем. Разведчики сыплются на связи? Ну так меня никогда не разоблачат, потому что у меня связи с Границей нет. Обломки транспортов корпуса наблюдателей разбросаны по горам Второй Желтой. Выходит, я застрял здесь навсегда. И что? В Границе я был в таком же положении, и ничего. Люди живут везде.
Ребята моей группы — действительно ребята. Кое-кто — не более пятнадцати лет, совсем дети, хотя по документам такие мужики, что ого-го! Как все местные, они знают и умеют немного — зато хорошо. Они здорово скачут на уродинах, функционально аналогам наших ишаков. Они могут десятки часов азартно, с глупыми шутками рыхлить землю, таскать воду, месить глину. Что-то еще подобное они знают и умеют. И все. Лишним себя они не загружают. Зато из-за примитивности и понятности жизненных задач они невероятно целеустремленны, настойчивы и всегда абсолютно уверены в правильности своих поступков. Я отлупил их всех, чтоб в их правоте нашлось место и для меня. Теперь, сталкиваясь со мной, они шипят нечто вроде «год ир зёгэн!!!» — и уступают. А что еще делать с сопляками, которые хватаются за ножи, если им показалось, что их место в солдатской столовой не соответствует их месту в жизни — это в столовой-то, где все места равны, в смысле равно противны!
Как явно самого старшего и самого умного меня назначили командиром компании. Это пока ничего не значит. Просто, если компанию ставят чистить навоз в личном хозяйстве офицера, работаем мы все наравне, но за плохую работу накажут прежде всего меня, а уж я — виновных. Если, конечно, сил хватит. Верно и другое: если заранее, до работы, надавать кому следует пинков, то за блестящие сараи получу поощрение я и только я. Опять же, если хватит сил защитить полученное. Мне приходится делать и то, и другое. В своей компании я не самый рослый, зато самый старший, то есть специфического опыта хватает. Сараи офицерам мы чистим регулярно, регулярно же получаем поощрения. В отличие от других командиров я делю премию на всех. Ребята меня не понимают, а потому сторонятся, тайно презирают и норовят уйти в другую компанию. Я не против. От меня ушли все местные жилистые ребята, а прибились всякие слабаки, выходцы городских окраин, слабо приспособленные к солдатской жизни. С такими поощрения не дождаться. Командир соседней компании не понимает: