Эдала была права насчёт всего. У меня закружилась голова. Захара видела меня? Я попыталась вспомнить тот день, когда мы с Рахимой отправились к лекарю. Две птицы сидели на входе в его дом. Одной из них был коричневый гриф.
— Я забеспокоилась, когда лекарь сказал, что ты отмечена, — сказала она. — Но тогда я не могла поверить в то, что кто-то мог освободить джинна. Я думала, что буду сильнее, когда снова превращусь в человека, но ты слишком быстро его освободила. А затем ты появилась в моём доме в качестве помощницы, словно сама Мазира направила тебя туда. Вероятно, так оно и было.
— Ты надеялась настроить меня против Саалима.
— Я надеялась, что ты разглядишь в нём избалованное отродье. Что ты больше не захочешь его защищать.
— Он изменился благодаря тебе.
Он стал таким из-за того, что когда-то был джинном. Даже если он ничего из этого не помнил, он перенёс все тяготы рабской жизни в свою новую жизнь. Сама того не желая, Захара сделала из него хорошего короля.
— Он спал на золотом прииске и не ценил этого.
Не в силах больше слушать её безумные речи, я встала.
— Что ты собираешься со мной сделать? — спросила она.
— Вернуть тебя домой.
Глава 31
Саалим
Дворец огромен и пуст. Жалкое подобие дома. А я снова стал марионеткой, вынужденной вечно жить здесь. Я шёл по коридорам, и моими единственными спутниками были шелест ткани и стук шагов по камню. Я уже переживал это. Было так жестоко оплакивать свою семью дважды.
Я остановился на полпути.
— Где Тамам?
Перед моей башней на месте Тамама стоял солдат с равнодушным лицом.
— Не могу знать. Азим поставил меня сюда. Место пустовало.
Знал ли Тамам об Эдале?
Поднявшись на этаж, я посмотрел наверх, на покои Касыма. Я собирался попросить слуг уничтожить всё, что осталось внутри.
Повернувшись в сторону своей комнаты, я облегченно вздохнул. Наконец-то я остался один и мог подумать.
После смерти родителей я проводил много времени, вспоминая свои ошибки, и старался не повторить их. Именно поэтому я не вёл себя как король города. Я был форменным идиотом и чаще всего ориентировался на то, что будет считаться правильным, а не на то, что было правильно для моего города и его жителей. Лидеры не вели себя подобным образом.
Теперь же мне надо было стать лидером.
Оттолкнувшись от подоконника, я подошёл к тазу с водой, стоящему у двери. На дне лежали три камня: отец, мать и Надия. Рядом с тазом лежал льняной свёрток, который дала мне Лика. Развернув ткань, я уставился на неровный белый камень. Соль в форме камня. Кажется, они называли это «халит». Он должен был раствориться, если бы его оставили в воде. Он предпочитал сухой воздух и солнце.
В точности как моя мать.
Я достал её камень из таза и положил его рядом. Я отнёс камень из соли на подоконник, чтобы он мог провести несколько дней на солнце. Там моя мать могла отдохнуть. Вместе с Эйкабом.
Камни Касыма и Эдалы всё ещё лежали в мешке. Они стукнулись друг о друга, когда я сжал их в кулаке. Я замер, а затем поместил Эдалу вместе с остальными. Было ли там место для Касыма?
Не мне было это решать. Его судьба была в руках Мазиры. Всё, чем он был, всё, что он совершил, должно было остаться для меня в прошлом. Я положил его камень — серый и гладкий — на дно таза вместе с остальными камнями нашей семьи.
Наконец, я достал из воды камень отца: чёрный, тяжёлый и блестящий. Я зажал его между ладонями, поднёс ко лбу и начал молиться.
Вахир, позволь мне остаться в этих водах.
Я вернулся к письменному столу и начал сортировать письма и дела. На этот раз сосредоточенно и энергично. Я был королём. Каждый раз, когда я думал об этом, меня накрывала лёгкость, а кожа слегка покрывалась мурашками. Завтра я собирался поговорить с Азимом, Экрамом, Нассаром. Вместе мы могли оставить позади ужасное прошлое. Мы должны были двигаться вперёд. Я был их лидером, а эти люди — моими помощниками. Понадобилось бы время, но я собирался заслужить право быть королём.
Я работал с просьбами, обращался то к одной задаче, то к другой, заканчивая то, что так долго ожидало моего внимания, и всё вокруг как будто начало вставать на места. На дне стопки я обнаружил старое письмо от отца Елены, в котором назывался день, когда они должны были приехать на свадьбу. Пергамент был мягким, превосходного качества, и кончики моих пальцев отрешенно двигались по нему, пока я снова и снова перечитывал слова.