Одхам нахмурился и наклонился ко мне.
— Дураки, — прошипел он, переведя взгляд с меня на странного мужчину. — Вы дети? Всё это легенды! Которые рассказывают у костра! — его голос сделался громче.
— Одхам… — тихонько предупредила его женщина. — Внутри ещё остались люди.
Когда женщина утащила Одхама прочь, молодой человек прошипел:
— Если это так, то лучше уж я буду ребёнком. Взрослые смотрят на вещи и думают, что видят всё, но дети знают, что надо смотреть между строк, и хоть они и не видят всего, они продолжают искать.
Он повернулся ко мне.
— Идём. Мы их предупредили. Пусть сами узнают, что будет, если они призовут богиню.
Он поманил меня, и я последовала за ним. У меня было ощущение, что мы с ним были единственными разумными людьми на этой улице.
Глава 8
Эмель
— Куда мы идём?
Я шла за мужчиной по улице, минуя группки людей. Его шаги были огромными.
— Ещё не знаю, — сказал он. — Просто всё это так сильно… — он выбросил руки вперед. — Выводит из себя.
Неожиданно он остановился и повернулся ко мне. Он убрал волосы со лба и скорчил гримасу.
— Боги, я ведь даже не представился.
Он кивнул головой.
— Кас.
— Кас, — повторила я, посмотрев на него. — Эмель.
Его улыбка сделалась шире, и я потеплела, но только немного.
— Не желаешь чего-нибудь выпить? Чтобы забыть об этих дураках, которые не уважают Мазиру. А может, ты голодна? Как насчёт того, чтобы сходить в моё любимое место?
Я покачала головой. Я поела высушенных абрикосов с мёдом перед уходом из дома.
— Я не голодна, но думаю, что мне не помешало бы выпить.
В последний раз мне было необходимо выпить, когда меня готовили к мухáми. Сегодня я собиралась выпить не для того, чтобы смыть свою гордость, я собиралась смыть своё прошлое. И хотя я только познакомилась с Касом, общение с ним давалось мне без усилий. А обещание лёгкого вечера показалось мне облегчением после того, что произошло с Фирозом.
Мы дошли до противоположного конца байтахиры, до заведения, где люди толпились внутри и снаружи — его стены были открытыми, точно прилавок на рынке. Мужчины и женщины в хаотичном порядке выдавали кружки с напитками из-за низкой стены. Снаружи стояли столы и стулья, все они были заняты. На некоторых стульях сидело по два человека, как правило, один человек сидел на коленях другого.
— Они подают здесь заморское вино. Самое лучшее.
Он улыбнулся и взмахнул пальцами.
— Виноград растёт под звуки гитары.
Гитары? Он хотел сказать — ситары?
Кас пошёл искать для нас место и сказал мне подождать на улице. Я решила досчитать до сорока, и, если он не вернётся, пойти во дворец. Не успела я дойти до двадцати, как он повёл меня к пустому столу с двумя стульями. Я последовала за ним, не заметив, что начала улыбаться.
— Я не думала, что ты сможешь найти для нас место, — сказала я, садясь.
— Здесь только что освободилось, — сказал он. — Давай я принесу нам напитки.
Ночь была холодной, и я ещё сильнее закуталась в плащ. Я нежно коснулась верблюжьей шерсти, наслаждаясь её мягкостью.
Кас поставил на стол две тяжёлые бронзовые кружки с громким стуком. Поблагодарив его, я сделала большой глоток.
— Ну?
Он приподнял брови и посмотрел на меня.
— О чём задумалась, дева?
— Похоже, виноград тоже любит музыку.
Кас рассмеялся и сделал глоток. Он оглядел людей, сидящих вокруг, после чего сказал:
— Одам дурак и всегда им был. Он не знает, что творит.
— Мой друг работает там. Помогает с арвахами.
— Тебе следует сказать ему…
— Я говорила. Он не слушает.
Я выпила уже половину кружки.
— То место, откуда я приехала… — начала я, но затем остановилась.
Я вдруг поняла, что он ни разу не спросил меня об этом. Он не нахмурился, когда я заговорила с ним, или когда он увидел меня, не задался вопросом, откуда я. Я потеплела к нему ещё больше, и мой язык развязался.
— Нельзя произнести слово «джинн» без того, чтобы на тебя не шикнули.
— Правда? — спросил он, хлопнув ладонью по столу.
— Да! — сказала я.
Он уже казался мне другом.
— Ваши — люди умнее здешних.
— Не знаю.
— Здесь все избалованы миром.
— Но вы ведь не всё время жили в мире?
Вздохнув, он опустил взгляд на свои сцепленные руки.
— Я стараюсь забыть об этом. Нет, это не мир. Прошло уже достаточно времени после нападения, и люди уже начали забывать. Так быстро, что мы воспринимаем нашу безопасность как должное.