Выбрать главу

«Политика конфронтации изжила себя, — говорил Дэндридж Айвел. — Мы оставили позади эру «измов»: капитализм, коммунизм, социализм. Мы все — одна раса, раса людей — человечество, и мы должны научиться смотреть друг на друга с добротой. Доброта, вот что должно пронизывать наши отношения друг с другом: белых с черными, нации с нацией, штата с гражданином, мужчины с женщиной, родителя с ребенком. Мы должны вступить в новую эру — эру милосердия. Я имею в виду не мягкость или пассивную терпимость, которая сходит за участие, нет, я говорю о милосердии, с которым отец относится к ребенку: оно включает в себя строгость, дисциплину и, прежде всего, любовь».

— Интересно, кто пишет для него речи, — сказал Лоренс под впечатлением его слов.

— Он сам, — не подумав, откликнулась Изабел. — Во всяком случае, так я где-то слышала, — добавила она.

Дэнди был помолвлен с девушкой по имени Пиппа Ди, — теннисной звездой и пловчихой. Судя по клипам, она была хорошенькая, приветливая, пышущая здоровьем и, на вкус европейцев, без всякой сексуальной привлекательности. По происхождению полька, она унаследовала от своих предков широкое крестьянское лицо, цветущее, благодаря хорошей пище, правильному образу жизни и уходу за зубами, — большеглазое, курносое, с высокими скулами и впалыми щеками. Дэнди Айвел и Пиппа Ди! Смех, да и только. Для лондонцев. Однако все сошлись во мнении, что сама смехотворность этого союза будет способствовать успеху Айвела на выборах. Казалось, выжидая подходящего момента, чтобы явиться в своем истинном виде, власть захотела показать пока другой облик: невинный, простодушный, улыбающийся.

— Джимми Картер тоже когда-то казался смешным, — сказал Хомер. — Мелкий продажный политикан. И киноактер Рональд Рейган многим казался шуткой. А кончилось тем, что обоих их пришлось принять всерьез. Пиппа Ди в качестве первой Леди многих приведет в восторг. Джеки Кеннеди принесла в Белый дом французскую кухню, Пиппа Ди, возможно, принесет теннисные корты и плавательные бассейны. Айвела ждет победа.

«Человечеству угрожает опасность, — говорил Дэндридж Айвел, — которую оно не в состоянии понять. Наш долг пробудить сердце и воображение Америки, чтобы она осознала, в чем заключается эта опасность, и отказалась от мысли уничтожать других, чтобы не быть уничтоженной самой. Первое, что нам грозит, — это смотреть на себя, как на Господствующую Расу; мы должны наконец понять, что мы прежде всего люди, а уж потом — американцы».

— Кусок для европейского рынка, — сказал Хомер. — Дома, в Америке, они вырежут его.

— Ты — циник, — ко всеобщему удивлению, сказал Лоренс. Это он-то, кого все считали скептиком.

«Нет сомнения, — теперь уже говорил комментатор, — что Дэндридж Айвел, сенатор от Мэриленда, рано осиротевший сын лавочника из маленького городка, благодаря настойчивости, энергии, обаянию — некоторые даже добавляют: честности, — достигший вершины политического древа, обладает «искрой Божией» и является самым популярным претендентом в гонках на пост президента. Он выглядит и воспринимается нами, как свежая кровь, более того — молодая кровь. Если ему удастся в ближайшие месяцы «организовать» свой номер и приготовить по собственному рецепту коктейль из высоконравственности Западного побережья, осмотрительности Восточного и респектабельности ортодоксальных Южных штатов так, чтобы все ингредиенты легко слились друг с другом, если он по-прежнему никому не наступит на мозоль и будет всем по вкусу, и при этом не потеряет нашего доверия, то, думаю, мы сможем прямо сказать: наконец-то у нас есть тот, кого ждет вся Америка. Объединяющий фактор. Дэндридж Айвел».