Кроме того, та область, в которой он теперь встал лагерем, не позволяла с удобством использовать кавалерию, так как потенциальная ширина фронта была слишком узкой.
Таким образом, он ещё и нивелировал разницу в количестве конницы, в результате чего исход битвы теперь зависел только от того, как себя покажут фаланги обеих сторон.
К сожалению, в отличие от отца, я прекрасно знал, что нашей фаланге веры нет и быть не может — у неё не было военного опыта. По сути, битва с Антигоном будет для неё первым боем, в то время как фаланга Антигона — закалена в боях с иллирийцами и фракийцами, а потому весьма опытна.
Впрочем, ситуация быстро превратилась из ужасной в критическую, так как мой отец, Птолемей IV, теперь и сам слёг от болезни, причём слёг со столь тяжёлой лихорадкой, что не имел возможности командовать войсками от слова совсем.
Кроме того, болезнь схватила его так внезапно, что он даже не успел раздать все необходимые указания, из-за чего тут же начались жёсткие споры по поводу того, кто должен встать во главе армии. Напоминаю — это всё происходит в то время, пока Антигон готовится к сражению, по итогам которого мы все тут можем полечь.
Разумеется, мне пришлось вмешаться в эту бессмысленную и бесполезную борьбу за пост главнокомандующего, потому что, как говорится, если жить хочешь, то и не так крутиться будешь.
К счастью, у меня была в руках полностью лояльная сила в лице мощного кавалерийского кулака, которая готова была выполнить любой приказ.
Кроме того, благодаря тому, что я являлся единственным законным наследником своего отца, присутствующим прямо здесь и сейчас, я сумел убедить фалангитов и их командиров перейти на мою сторону.
Вернее, стал им, как только мои верные солдаты прикончили моего дядю, присутствовавшего при войске. Его поддержала конная и пешая гвардия моего отца, как более значимый военный авторитет, отвечающий их политическим интересам, а поэтому он стал весьма опасным — он мог убить и меня, и моего отца, а после этого вернуться в Египет и занять там пустующий трон.
Соответственно, мне пришлось действовать на опережение — прежде чем он прикончил меня, я прикончил его. Успешно осуществив задуманное, я оказался единственным подходящим кандидатом.
Кроме того, меня поддержали наёмники, которым я был милее из-за своего богатства, связей и прекрасного знания многих языков. Более того, сразу же вслед за ними меня признали главным и спартанцы, которым я был гораздо милее, ведь я был одним из тех немногих, кто ничего хорошего в устранении Клеомена не видел.
Так как я выступил против устранения Клеомена и немедленно осудил его убийство, а также выглядел менее жёстким политиком, чем мой дядя, спартанцы поддержали меня, ожидая извлечь из моей «юности» пользу для себя. Жалкие идиоты…
Таким образом, теперь, когда на моей стороне были наёмники и спартанцы, а дядя был успешно устранён до того, как стал опасен, отцовской агеме пришлось согласиться с моей кандидатурой.
Сразу же после, как не трудно догадаться, на мою сторону встали и ранее нейтральные фалангиты. Таким образом, мне удалось добиться определённого политического компромисса, а благодаря этому — не допустить развала войска.
Хотя, конечно же, командиров царской агемы отца, да и саму агему вообще, отныне я держал на очень и очень коротком поводке. Впрочем, прежде её устранения мне необходимо было устранить главную текущую угрозу — Антигона.
Опытный соперник меня ожидал, а теперь, когда силы были примерно равны, ситуация была особенной опасной. Впрочем, у меня был козырь — я сумел перехватить стратегическую инициативу в тот момент, когда быстро расправился со своими политическими соперниками, так как этого Антигон не ожидал.
Не ожидавший столь быстрого исхода событий, он встал лагерем недалеко от Спарты, чтобы дать своим солдатам отдохнуть перед битвой. Не то чтобы это было неоправданно с его стороны, ведь у него, в самом деле, не было возможности ожидать подобного исхода событий.
Тем не менее, для него это оказалось фатальной ошибкой, ведь я сполна воспользовался этой возможностью — к его удивлению, я тут же встал с лагеря и отправился не куда-нибудь, а… к Гитиону.
Совершенно внезапно, я разорвал между нами дистанцию с 13 километров до 44 километров. То есть, с менее чем 0,5 дневного перехода до 1,5 дневных переходов.
При этом, чтобы обмануть Антигона, я отправил большую часть войска в Гитион, грузиться на корабли, в то время как сам остался с моей личной конной гвардией.