Телефонный звонок. Платова идет на авансцену.
Платова берет телефонную трубку. На другом конце авансцены — Померанцев с телефонной трубкой.
Платова. Да.
Померанцев. Попросите, пожалуйста, Алексея.
Платова. Его нет.
Померанцев. Простите, это Евдокия Васильевна?
Платова. Да.
Померанцев. Здравствуйте.
Платова. Здравствуйте.
Померанцев. Это говорит Сергей Померанцев. Геолог. Я работаю вместе с Алексеем. Мне нужно срочно с ним поговорить.
Платова. Его нет. Он ушел на работу. К товарищу Головоногову.
Померанцев. К Головоногову? Зачем? Он же отказался от поездки.
Платова. Нет, он от поездки не отказывался.
Померанцев. Как — не отказывался?!
Платова. Он дал согласие.
Померанцев. Но вчера Головоногов сказал, что Платов не едет по семейным обстоятельствам, и предложил мне командировку!
Платова. Вам?
Померанцев. Да.
Платова. Тут я ничего не могу сказать.
Померанцев. Головоногов уговаривал меня дать согласие. Я попросил сутки на размышление. Хотел узнать, что случилось у Алексея.
Платова. Могу только повторить — Алексей от поездки не отказывался.
Померанцев. Не понимаю только, зачем Головоногову обманывать меня? Я никогда в жизни не подставил бы ножку Алексею. С какой стати?
Платова. Алексею и здесь неплохо. Он не так уж и рвется туда.
Померанцев. Это я понимаю... Но зачем обманывать меня, его? Мы же не дети?!
Платова. У меня к вам просьба — не говорите Алексею.
Померанцев. А зачем я буду ему говорить? Я просто не поеду — и все.
Платова. Дело ваше, но, по-моему, отказываться не следует.
Померанцев. Тут, вы извините, я не понимаю! Он не отказывался, и мне не надо? А нужен один...
Платова. Мало ли что... Вдруг по здоровью не пройдет?
Померанцев. Врачи Алексея пропустили. Вполне годен для работы в тропиках. Я не могу следовать вашему совету. До свидания.
Еще за занавесом слышна мелодия песни «Развевайся, чубчик кучерявый». Поднимается занавес. Стол возле дома Михаила Платова на целине. У стола поет и играет на гармошке Камарчук. На столе — водка, закуска. Под фонарным столбом сидит на скамейке Платов с письмом в руке. Скрестив руки на груди, стоит вторая жена Платова Ольга.
Камарчук (оторвался от гармошки). Родственник, что ли, объявился, Миша?
Платов. Да вроде...
Камарчук. А ты говорил, родни у тебя нет?
Платов. А кто его знает... Родня, знаешь, какая штука. Нету, а потом объявится... Разыщет.
Камарчук. Верно. (Поет «Чубчик». Потом.) Я тебе скажу, сбежал я от родни. Жил на берегу Азовского моря, возле Мелитополя... Хатка была, конечно... Огородик... Но климат, понимаешь, курортный. С мая по сентябрь — родня вся до меня съезжалась. Что за год заработаю — за четыре месяца съедят, как та саранча. У всех отпуск. У школьников каникулы, у студентов каникулы. А тут, как назло, песочек белоснежный под ногами. Гляжу и вижу, из-за этой родни медленно, но верно в люмнена превращаюсь. Никаких накоплений. Каждый приезжает, привезет пол-литра и считает — откупился на полный срок. Оно, конечно, пол-литра тоже стоит, но закуска еще больше, тем более на все лето... И решил я сюда податься, а жена наотрез, у нее принцип, не поеду, говорит... С чего это я от тепла на целину подаваться буду, говорит. (Поднимает к глазам пустую бутылку.)
Платов (Ольге). Есть там у нас еще?
Ольга. Осталась одна бутылка.
Платов. Сообрази.
Ольга подает Камарчуку бутылку.
Камарчук. Мерси, Оленька... (Открывая ножом бутылку.) Я больших опустошений вам не совершу. Просил ваш супруг рюмку разделить.
Ольга. Пейте.
Платов. С тобой теплее, Степа, живется.
Камарчук. Выпьем, что ли, очищенной от всяческих сравнений? Вы, Оленька?
Ольга. Мне не надо. Вам больше достанется.
Платов. Бывай.
Камарчук (пьет). И придумал я на целину. Родня за мной не подастся. Далековато, да и условия мало располагающие для нагула жировых веществ. Сказал своей Настасье — живи сама какой-то срок и извлекай прибыль из временной моей утечки. А сам сюда. Как вам нравится мой фельетончик, Оленька?