— Поздравляю, — сказала Зося.
— С чем?
— Со статьей. Здорово написана.
Наташа вместо ответа недовольно повела головой.
— Ты случайно Сашу не видела?
— Случайно видела. Газету ему относила по просьбе следователя. Он пьет с Веркой Рублевой. Грязь, мрак и ужас.
— Чего и следовало ожидать.
Наташино лицо на секунду ожесточенно напряглось, а потом снова стало грустным.
— Вахлак он, что ли? Сидит с Веркой, и вроде они даже похожи чем-то. Не каждый Верку выдержит. Есть в них какое-то родство. Внутреннее.
Наташа поморщилась.
— Ну и чем ты так довольна?
— Я? — удивилась Зося. — Мне все равно, а следователь говорит, что ты его уже посадила.
— Сама посадила, сама и спасу, — заявила Наташа, а Зося укоризненно цокнула языком.
— Хорошо, конечно, когда такая свобода действий и можно делать что вздумается. Но только мне кажется, он не вытерпит, чтобы им распоряжались.
Наташа улыбнулась.
— Но я его потеряла, больше терять нечего, и остается что?
— Ничего.
— Реванш. Знаешь такое слово? Пустяк, конечно, но лучше, чем ничего. Утешительный приз.
— Забудешь, — заметила Зося. — Это вначале кажется, что умираешь, а потом начинаешь понимать, что жизнь длинная и чего долбиться в закрытые двери…
— Он меня любит. Только не знает об этом, — заявила Наташа уже весело. — Пошли куда-нибудь погуляем. Заглянем в Интернет-кафе, я просмотрю почту. Или просто в кафе, не хочешь? Я плачу.
— Нет, что-то не хочется, — отказалась Зоська.
Они попрощались. Наташа отправилась одна, прочла поздравления коллег и в хорошем расположении духа завернула в кафе. Лара, размахивая газетой, бросилась ее нахваливать и заверять всяческое уважение. Получилось, как у лорда Байрона: «Однажды утром я проснулся знаменитым…» Ай хэв дан ит!
— Вам удалось сделать на этой истории имя, — подытожила Лара, пряча любопытство. Наташа догадалась, о чем та хочет спросить, но промолчала: нет вопроса, нет и ответа. Лару волновало, какой ценой ей это далось. Сколько стоит популярность? Недешево. Со многим пришлось распроститься. С Сашкой, с морем, с верой в своего мужчину. Не так уж мало, но не смертельно. Нужно уметь выбраться к свету из темного переулка судьбы.
Наташа долго ждала, пока Настя принесет ужин, и начала немного сердиться. На пути в гостиницу ей встретился Шурка, который с ней не поздоровался. Посмотрел, как на пустое место, и прошел мимо. У гостиницы ее поджидал Шишкин с новостью. Если в ее планы не входит здесь больше задерживаться, то он ничего не имеет против ее отъезда. Наташа усмехнулась. Все понятно с вами, ребята. Деревня все-таки. Но в ее планы отъезд не входит, так ему и сказала. Наоборот, все самое интересное только начинается.
— Так я и думал, что вы не захотите уезжать, — обронил Шишкин и отправился восвояси.
Наташа, проследив из окна, куда удалился следователь, пошла по своим делам. На обратном пути возле какой-то забегаловки ей подставили ногу, и она рухнула на коленки, уронив сумку с плеча. Поднялась, отряхнула руки, посмотрела на карликового роста испитую бабенку, которая глумливо хохотала над своей удачной шуткой, и предложила: «Пива хочешь?» Та, просмеявшись, согласилась. В забегаловке и отпраздновали победу.
Глава 17
«Шумел камыш…»
Выйдя из машины и расплатившись, Нина в тревоге остановилась. В доме горел свет, слышались голоса. Грабли лежали поперек сеней, под ногами скрипела земля. Грязи-то натащили.
Состав гостей ее удивил. Шурка, Саша, Верка Рублева и ее молчаливый сын Костя. Нина прошла по комнате и выключила магнитофон. Сразу стало тихо, выступила грязь, полезли в глаза переполненные пепельницы.
— Ты прости, Нина, что я дом отпер, — сказал Шурка. — Ты задержалась, я тут поливал огород, а все и заявились.
— Эх, Шурка… Нельзя тебе дом доверять. Устроили тут. Ничего-то вы без женщин не можете, даже дом в порядке удержать.
— А Нин, ты не злись, ты погляди, какой у меня сын ладный, хочешь, сосватаю? Холостой, непьющий, работящий… — встряла Верка.
— Вера, тебе денег не надо?
— Почему не надо? Надо. А с чего это ты?
— Не хочешь, или как?
— На опохмел?
— Ты все понимаешь правильно.
— Да я ваще понятливая. Пошли, Константинополь. Хозяйка с дороги устала. — Верка подставила ладошку. — Ой, добре-е-еющая баба, только мужика нету, вот незадача-то!
Гости быстро собрались и ушли, Нина принялась вытряхивать пепельницы, поправлять ковры, подметать пол.
— Прости, — произнес Авилов.
— Пустяки, — она, не разгибаясь, продолжала выметать мусор. Убрала со стола посуду, протянула руку за бутылкой, но он удержал.
— Не злись, посиди со мной, завтра я сам все уберу.
— Не хочу.
— Посиди, иначе я уйду.
— Я сама уйду, а ты живи, голубчик, гуляй, гостей води. Я буду приходить тебе приборку делать.
Он посадил ее рядом, налил стопку и подал. Она, не раздумывая, выпила, внутри обожгло, и стало легче.
— Соскучилась, — сказала она. — Четыре дня не видались. Где ж ты был-пропадал?
— Ты статью читала?
— Я с ним летела в одном самолете, видела, как повели обыскивать багаж. Зачем мне позволили это увидеть? Нарочно показали, точно в кино. Преступление его мне известно, а наказание не заменило. Как будто человеку еще при жизни воздали, а не после смерти.
— Ты читала статью?
— Мельком видела. Поняла, что у него оказалась рукопись, а вникать не стала, не до того было.
— Так ты, значит, ничего не знаешь… Кто ему рукопись передал? Криминальный авторитет Авилов А. С. Статья подписана Натальей Науменко.
Нина ахнула и опустила голову.
— Из-за меня?
— Наверное, не знаю. Из-за нас. Я очень пьян?
— Вроде нет.
— Много пил сегодня. Бутылки три один и четвертую в компании. Не берет. А надо бы. «Пролей мне в грудь отрадное похмелье, минутное забвенье горьких мук…» — он замолчал, что-то обдумывая.
— Давай я ванну наберу и тебя вымою, отойдешь, — предложила Нина. Он посмотрел на нее: красота потускнела, точно запылилась в дороге, она показалось ему сестрой, родной, давно привычной. И очень хорошей. Такой хорошей, что он не вытерпел.
— Только я должен сказать тебе одну вещь. Я пью не потому, что у меня отберут акции, конфискуют предприятие или что я отсижу. Не потому. Это не страшно. Ну не очень, скажем так, страшно. Это я в гробу видал, эти суды с конфискацией. Добьюсь условного срока, надо сильного адвоката и деньги. Дело житейское, не есть повод для питья. Ну жалко, конечно, деньги там, время, но не смертельно, нет…
Он упрямо мотал головой.
— А ты и вправду пьян, голубчик, Говоришь долго, а с мысли никак не сойдешь, — удивилась Нина. — Первый раз таким вижу.
— И последний, — пообещал Авилов. — Так вот. Пью я, я сам это понял час назад…
— Давай говори, что ж ты тянешь-то, пьяница несчастный.
— Пью я из-за Натальи.
— Из-за Натальи любой запьет. Она не женщина.
— Нет, женщина. Еще какая. Ты… Нет, ладно.
— Нет уж, говори, раз начал.
— Она меня, конечно, не любит и никогда не… Но я-то ее люблю. Вот она тут когда приходила… Когда приходила, я так понял, что ее ненавижу. И даже самому смешно, вот это смешно по-настоящему… боюсь. Она меня сбила. И очень хочется ее придушить. Так, взять за горло, — он медленно сжимал кулак, глядя на него чуть удивленно. — Я вот за ней наблюдал, что она вытворит. Но такого — нет. Это лихо. Такого не бывает. Не может такого быть. И поэтому, я точно знаю, потому что боюсь и ненавижу, поэтому люблю. Ну что? Так бывает. Нет, не бывает. Чем больше ненависть, тем сильней…
— Врешь, — отрезала Нина. Ее облило холодным страхом.
— К сожалению, не вру. К моему великому сожалению.