— Джованни, — сказала Лоредана.
Он посмотрел на жену.
— Я тебе говорила?
— Молчи, девушка должна помнить…
Он не договорил, потому что жена, шагнув вперед, вдруг со всего размаху ударила его по щеке.
Джон уезжал вечером, потому что больше делать ему в этом городке было нечего.
— Ты сразу вернешься в Америку? — спросил Бьерн.
— Да.
— И не посмотришь Италию?
— Нет.
— Правильно. Чего тут смотреть. Знаешь, мне Италия больше нравится на репродукциях, чем в жизни. Да, а как мы поедем? Через Англию? Через Францию? Можно ехать через Неаполь.
— Мы? — переспросил Джон. — Ты что, тоже собираешься в Америку?
— Ну, не оставлю же я тебя одного.
Джон, не ожидавший такого напора, вынужден был согласиться.
Но уже через час чуть не пожалел об этом. Во-первых, вещи Бьерна никак не могли уместиться в коляску, которую нанял Джон, чтобы ехать на станцию. Пришлось срочно искать еще одну. Но и когда она была найдена, в путь не отправились, потому что Бьерн помчался по лавочкам закупать всякие шкатулочки, корзиночки, бутылочки, статуэтки и прочие безделушки, которых накупить можно было в любом итальянском городе.
Но и после этого Бьерн не успокоился.
— Я хочу есть, — сказал он. — Я просто умру с голоду, если сейчас не съем две порции лозанни.
Он действительно съел две огромные порции лозанни, затем еще порцию пиццы с грибами и две порции спагетти с сыром.
Только после этого они тронулись в путь.
До станции охать было недалеко, но Бьерн то и дело останавливал извозчика, чтобы рассмотреть очередную статую Девы Марии или сорвать понравившийся цветок.
Словом, на станцию добрались к ночи. Извозчики затребовали двойную плату за потерянное время. Пришлось им уступить.
— Два билета до Венеции в первом классе, — сказал Бьерн, наклонившись к окошечку кассы.
— До Неаполя, — поправил его Джон.
— Зачем тебе ехать в Неаполь? — удивился Бьерн.
— Потому что я возвращаюсь в Америку, — терпеливо напомнил Джон.
— А зачем тебе возвращаться в Америку? Дай телеграмму частному сыщику, пусть найдет твою девушку и сообщит тебе. А ты пока посмотришь на Венецию.
«Действительно, — подумал Джон. — Все равно я буду сидеть без дела, пока Мария не отыщется. А приехать в Европу и через неделю уезжать — глупо».
— Ладно, — согласился он. — Поехали в Венецию. Только, пожалуйста, Бьерн, больше никогда не решай за меня. Мы можем поссориться!
— Все австралийцы такие! — засмеялся Бьерн. — Гордые до невозможности!
Нет, на этого человека нельзя было обижаться!
Поезда они ждали недолго и уже скоро сидели в уютном купе и смотрели на пробегающие за окном огни.
Еще на станции Джон отправил телеграмму Найту и старику Джону с поручением нанять детективов для поиска Марии. Ответ он будет ждать в Венеции.
Джон, конечно, не мог знать, что ни в Венеции, ни в Генуе, ни в Риме он ответа не получит.
Но не потому, что Найт и старый Джон не выполнили его поручения, а потому что детективы так и не нашли Марию в живых.
Но сейчас он об этом не знал. Он слушал неумолчную болтовню Бьерна, и снова на сердце у него было мирно и покойно.
— А ведь скоро Новый год, — сказал он некстати, просто потому что вспомнил это.
— Нет, не только Новый год. Новый век! — воскликнул Бьерн, ничуть не обидевшись на Джона, который прервал его разглагольствования.
— Да, двадцатый век, — улыбнулся Джон.
— Веселое будет времечко!
Часть вторая
ДЕСЯТАЯ МУЗА
Месть Ретта Батлера
Скарлетт не сразу поехала домой, она решила сначала побывать в Таре, чтобы повидать Уэйда, его жену, внуков, рассказать о том, как идут дела, и узнать новости. Для этого ей пришлось сойти на следующей станции.
Решение это пришло к ней, когда поезд уже был совсем близко от дома, поэтому ей пришлось послать проводника, чтобы он предупредил встречавших ее слуг — Скарлетт домой не поедет.
Она не успела сообщить о своем приезде и Уэйду, но решила, что так даже будет лучше, сын все равно не успеет ее встретить, только испереживается.
До Тары добралась быстро, хотя возчик попался бестолковый и все время норовил свернуть в другую сторону.
Сердце ее сжалось, когда наконец показались знакомые с детства поля и перелески, а когда она увидела имение, где прошла ее молодость, где она пережила самые тяжелые, но и самые счастливые дни в своей жизни, слезы навернулись на глаза.
Да, после Нью-Йорка Тара казалась постаревшей, обветшавшей, какой-то допотопной, но от этого не менее милой и близкой сердцу.