— Было? — упавшим голосом спросил Джон.
— Да, правда, только два раза.
— Виды Парижа с аэроплана! — сказал Бьерн.
Тео задумался. Он делал это весьма своеобразно. Он вдруг снова начинал весь двигаться. Он доставал расческу и быстро проводил ею по своей жидкой шевелюре. Потом начинал обкусывать ногти. Потом двумя мизинцами прочищал уши. Потом платком протирал пенсне. При этом он застегивал и расстегивал сюртук, ослаблял и подтягивал узел галстука и часто дышал.
— Годится! — наконец произнес он. — Завтра заключаем контракт.
— Аляска, — сказал Джон. — И маленький поселок…
— Годится, — сразу же ответил Тео. — Только это будет четвертым номером…
— Уже есть и про Аляску? — удивился Джон.
— Нет, это будет четвертым вашим фильмом. Очень дорого. Начните с чего-нибудь подешевле. Я не могу рисковать.
— Двое едут на поезде и на одной станции ночью видят суд Линча.
— Третий номер, годится, — сказал Тео. Глаза его загорелись. Он заказал еще вина. — Только умоляю: на других студиях вас надуют, не вздумайте ходить туда. И никому не рассказывайте ваши сюжеты.
— А вот сюжет для первого номера, — сказал Джон. — Он заезжий охотник, она…
— Знает, где закопан клад…
— Нет. Она потеряла мужа…
— А он убийца мужа…
— Нет. Она одинока…
— Он влюбляется в нее…
— Нет. Тео, дайте мне рассказать до конца.
— Хорошо.
— Она одинока и мечтает даже не о муже, о ребенке. И как-то ночью приходит к нему с одной просьбой…
— Церковь нас предаст анафеме! — радостно закричал Тео. — Все! Договорились! Снимайте этот фильм. Завтра же заключаем контракт!
Джон был несколько удручен таким развитием событий.
— Что-то здесь не так, Бьерн, — говорил он. — Мы пришли с улицы, этот Тео нас вообще не знает и дает нам снимать кино.
— Но, Бат, он же видит, что мы люди порядочные. Почему бы не поверить нам?
— Порядочный человек — не профессия!
— А я тебе сразу сказал, что синематограф или, как ты выражаешься, кино — дело пустяковое.
— Все зависит он нас.
— Лично я собираюсь снять что-нибудь в духе Брейгеля — взгляд Бога на землю. Это должно получиться грандиозно!
На следующий день Джон и Бьерн с утра были на студии. Тео сам встретил их и быстро потащил в свой кабинет, если можно так назвать фанерную загородку, за которой еле умещались два человека. Бьерну пришлось ждать в коридоре.
— Все, контракт готов! Ознакомьтесь и подпишите! — сказал Тео, выкладывая на стол документ.
Джон взял довольно объемную пачку бумаг, отпечатанных на машинке, и стал читать.
И по мере чтения целая гамма чувств посетила его. Сначала он счастливо улыбался, потом радость сменилась изумлением, изумление смехом, смех возмущением, а возмущение отчаянием. Дело в том, что сюжет, рассказанный им вчера Тео, был записан в контракте очень подробно и совершенно неузнаваемо.
— Погоди, Тео, что это за ерунда? Откуда вдруг героиня стала дочерью священника? Почему она оказалась в женском монастыре? И как туда попал наш герой… как его? Граф Леонард. Кстати, почему он вдруг граф?
— Джон, позволь уж мне судить о том, ерунда это или нет.
— Да, но мне снимать эту… как бы помягче выразиться… глупость.
— Согласен. Это глупость. Но тебе только снимать, а мне ее продавать. А я точно знаю, чего хочет наш зритель.
— И что, он хочет вот этого?
— Скажу тебе больше, Джон, я иду на страшный риск. История слишком уж заумная. Наш зритель этого не терпит. Ему надо кашку не только разжевать, не только в рот положить, но и пропихнуть еще хорошей палкой.
— Тео! Но это сплошное вранье!
— Нет, Джон, это искусство! Кто тебе сказал, что искусство должно быть правдивым? Впрочем, если ты отказываешься снимать «Любовь монашки», я найду другого режиссера, — закончил директор.
— Но это моя история! Я рассказал ее тебе!
— За это мы выплатим тебе гонорар. Сто франков тебя устроят?
— Тео! Подожди. А если я откажусь давать вам этот сюжет?
— Тогда мы не заплатим тебе сто франков.
— Ты негодяй? — спросил Джон с удивлением.
— Нет. Я порядочный человек. На другой студии тебя бы назавтра просто не пустили на порог, а твои сюжеты использовали по собственному усмотрению.
— Значит, ты чуть ли не пример добродетельности? Тео, что ты говоришь?
— Так. Ты подписываешь или нет? У меня нет времени спорить с тобой.
— Я могу подумать?
— Полминуты.
— Если я внесу кое-какие поправки?