Композитор был довольно молодым человеком по имени Фрэнсис, который постоянно доставал из кармана серебряную фляжку с коньяком и делал глоток-другой.
— Попробую, — сказал он на прощание.
И через три дня явился с ворохом нот.
Музыка действительно сцементировала фильм. Она была чудесной, легкой и грустной, веселой и бравурной, тягостной и трагической.
— Все, Тео, — сказал Джон. — Я ставлю свою фамилию. Режиссер фильма — Джон Батлер.
В просмотровом зале собралась вся студия. От фирмы явились четверо пожилых господ в цилиндрах, Бьерн привел нескольких своих знакомых, словом, зал еле вместил желающих увидеть новое кино.
Джон волновался так, словно от успеха или провала зависели его жизнь или смерть.
Волновались, собственно, все. Только композитор был спокоен и на удивление трезв.
Застрекотал кинопроектор, осветился экран, заиграл рояль — фильм начался.
Джон не смотрел на экран. Он видел фильм уже раз двадцать. Он смотрел в зал. Он выбрал лицо девушки и наблюдал за ее реакцией.
Вспомнил, каким благодарным зрителем была его мать, как пустая мелодрама заставила ее плакать и вспоминать отца. Ах, ее бы сюда! Джону было бы спокойнее. И еще он хотел бы видеть в зале Билла Найта и Эйприл Билтмор. Может быть, он пригласил бы еще старого Джона. Но вот кого бы он никогда не смог пригласить — Мэри. Ему все время казалось, что он совершает некую подлость против этой прекрасной женщины. Да, искусство — странная вещь. Художник должен вынимать из сердца самое святое и показывать людям. Но такова его профессия. А Мэри была простой женщиной, она, возможно, просто возненавидела бы Джона.
И еще Джон думал о Марии. Ей бы тоже он не хотел показать этот фильм. Ведь так много в сюжете напоминало об их отношениях.
«Где она? Что делает? — думал Джон. — Старик сообщил, что ее ищут. Неужели так трудно найти Марию?»
Девушка, на которую смотрел Джон, улыбнулась.
Как раз сейчас на экране герой показывал героине карточные фокусы, но, поскольку он волновался, у него ничего не получалось. Девушка улыбалась правильно.
«Ну и как ты себя чувствуешь, Джон Батлер, в роли кинематографиста? — спросил Джон себя самого. — Помнишь, как ты смеялся над этим предложением Найта? Ну что, твои скептические ожидания подтвердились?»
Девушка ахнула. Все верно — герой вытащил пистолет, думая, что к нему подкрадываются грабители, он чуть не выстрелил в героиню.
«Да, мои скептические ожидания сбылись с лихвой. Но все дело в том, Найт, что я буду кинематографистом. Ты был прав!»
Свет в зале зажегся, и какое-то время была полная тишина.
Джон встревоженно завертел головой. Снова посмотрел на девушку — у той были покрасневшие глаза, она плакала…
И тут вдруг раздались аплодисменты!
Джон даже вздрогнул от неожиданности. Люди подходили к нему, к Бьерну, к актерам, ко всем, кто снимал фильм, жали руки, говорили какие-то хвалебные слова. Тео хохотал от счастья, одновременно причесываясь, прочищая уши, застегивая и расстегивая сюртук и утирая слезы.
Это был успех. Это был настоящий успех…
Джон тоже радостно смеялся, тоже обнимал своих новых друзей…
Фильм на экраны не вышел. Фирма отказалась тиражировать его, потому что считала работу провальной. Она выпустила на экран то, что снял в первый день Тома. Джон слышал, что прокат принес фирме прибыль.
Помолвка
Билтмор взялся за дело по всем правилам военной науки. Было организовано целое войско юристов, которые начали копать, как саперы, чтобы оградить Тару и все имущество Скарлетт от конфискации. Несколько частных детективов разыскивали неизвестного молодчика, который подставил Уэйда, — это была разведка. Но самое важное — Уэйд попытался узнать, кто же стоит за мистером Кларком, пытавшимся отсудить Тару.
По его настоянию в дом Скарлетт была протянута телефонная связь. Иначе и быть не могло, у Билтмора было много дел как у конгрессмена. Постоянные звонки подтверждали необходимость такой связи.
Скарлетт постепенно обретала уверенность, что дело не так уж безнадежно, Билтмор был человеком сильным, и он не дал бы Скарлетт в обиду.
В тот первый день, когда она вернулась с Уэйдом в свой дом и застала в нем Билтмора, собственно, и определил все.
Его появление казалось ей теперь естественным и даже само собой разумеющимся. Она забыла все свои сомнения, все свои страхи, она просто радовалась, что рядом с ней Тим.
Уэйд побыл у матери всего два дня и вернулся в Тару. За это время он успел вкратце поговорить со Скарлетт о Билтморе. Конечно, он, как и Джон, не сразу принял этого человека. Сын остается сыном и невольно ревнует всякого мужчину к матери, считая, что она до конца жизни должна хранить верность отцу. Но Уэйд был не так жесток, как Джон. Он только спросил: