И вот теперь — Бьерн.
«Нет, — подумал тогда Джон, — кардинал говорил не о событии в порту. Он имел в виду все то, что происходит сейчас. Но это так легко сказать — не отчаивайтесь! Ведь тут речь идет о таких важных вещах, может быть, о самых главных в жизни».
Бьерн пришел к Джону ночью. Вошел в палатку и молча уселся на кровати.
Джон не спал. Он вообще мало спал последнее время. Словно жил на каком-то заводе, который двигает его руки и ноги, шевелит мозги, но который вот-вот кончится.
— Ну, рассказывай про этого белокурого красавчика, — наконец произнес Бьерн.
Джон молчал.
— Ты его знаешь? Он негодяй? Да?
Джон не ответил.
— Я видел, как тебе хотелось двинуть ему в челюсть. Зря ты сдержался. Вот была бы потеха. Правда? Ну, чего молчишь?
Джон опять ничего не сказал.
— Я очень люблю ее, Бат, — тихо произнес Бьерн. — Знаешь, я люблю ее ничуть не меньше, чем тебя. Но по-другому, конечно. Боже, что я вытворял, чтобы увидеться с ней! Учитель танцев — это еще цветочки! Я ведь был в их доме и полотером, и страховым агентом, и коммивояжером. Я устраивал засады, я охотился… Это целая романтическая история, Бат. Я думал так, как увижусь, сразу скажу, что люблю. Если откажет — застрелюсь. У меня и пистолет был на этот случай. Я уже готовился к смерти всерьез. Но она вдруг сказала — да. И — понеслось.
— Мне ведь надо молчать, да? Тебе вздумалось поизливать душу, теперь я гожусь? — сказал Джон.
— Да не будь занудой. Ну ладно, извини.
— Извинил. Продолжай.
— Отбил охоту! На чем я остановился?
— Понеслось, — напомнил Джон.
— Вот именно. Понеслось. Это ты очень хорошо сказал, Бат, именно понеслось.
— Это ты сказал.
— Правда? Ну тоже — ничего. И вот так понеслось, Бат, что я забыл все на свете. Что она со мной вытворяла, Бат! Она сводила меня с ума, потом приводила в чувство, чтобы снова свести с ума, чтобы снова привести в чувство… Я забросил живопись, я отказался от работы в трех театрах, о которых мечтал, я перестал читать книги, Бат, я превратился в такого сладенького, добренького, миленького, влюбленненького усипусечку. Цветочки, альбомчики, открыточки, прогулочки, записочки, бантики, платочки, поцелуйчики… В какой-то момент я понял, что меня вырвет. И я решил ей сказать «прощай».
— Грубовато получилось, — сказал Джон. — По-солдатски.
— Нет, милый. У меня ничего не получилось, потому что это она сказала мне «прощай». А я даже не успел открыть рта. И все понеслось снова. Оказалось, что ей самой все это противно до чертиков. И теперь понеслось совсем иначе — я стал нигилистом, циником, ифан терибль, ниспровергатель, грубиян. Выставки, симфонии, богемные вечера, водка, сигары, автомобильные гонки, бокс. В какой-то момент я понял, что теперь-то уж меня точно вырвет. И я решил просто исчезнуть. Когда мы встретились в Италии, я там просто отмокал. Понимаешь, как ты вовремя мне попался? Не будь тебя, я бы снова примчался к ней. И понеслось бы.
— Но ты мне никогда ничего не рассказывал.
— Да и ты про себя не слишком откровенничал, судя по вчерашней встрече.
— Это отдельный разговор.
— А я потому ничего не рассказывал, что считал — этого уже нет. Ошибка. Есть. Моя ошибка. Перед самым отъездом я ей написал.
— Понятно.
— Ничего не понятно. Я ей написал, что больше не связан с ней никакими обязательствами, что она свободна и я свободен. Бат, я каждый день ждал ее, хотя был уверен, что она не появится. А она появилась.
— Бьерн, ваши отношения можно было решить как-то иначе… Не знаю, мне показалось все это очень картинным, ненастоящим. Ты говорил с ней в последнюю минуту с таким надрывом, что и глухому было бы понятно, ах как ты ужасно мучаешься. Ты отрываешь от собственного сердца…
— Правда? Но, в конце концов, это на самом деле так.
— И она приедет, уверяю тебя.
— Она уже приехала. Она у меня в палатке.
Джон даже приподнялся с подушки.
— Я не слышал.
— Она примчалась на лошади. Говорит, автомобиль приносит ей несчастье. Она там сейчас одна, она ждет пока мы помиримся с тобой.
— Мы помирились, можешь идти к ней.
— Нет, мы пойдем вместе. Она мне не поверит. Поднимайся, Бат, выручай.
— Выручать?
— Ну да. Я же сделал ей предложение. Как только вернемся в Европу, мы поженимся. Если я не приведу тебя, она мне откажет.
— Ну, ребята, с вами не соскучишься!
— А я что говорю?!
Диана сидела при свете лампы и читала сценарий.
— Привет, Джон, — сказала она как ни в чем не бывало. — А что, так и было на самом деле? — кивнула она на сценарий.