Но, пожалуй, главная беда была дома.
Когда Бо и Уитни вернулись в Нью-Йорк, бывший муж Уитни вдруг объявил, что не собирается отдавать ей детей. Он это сделал не сам, он прислал адвоката, который, ссылаясь на какой-то законодательный акт, утверждал, что Сол имеет полное право не возвращать детей их матери, поскольку она своим моральным обликом не может служить примером для малышей.
К сожалению, а может быть, к счастью, Бо в этот момент не было дома. Он бы размазал крючкотвора по стене.
Когда он вернулся, Уитни была вся в слезах и ему с трудом удалось добиться от нее путного слова.
Недолго думая, Бо позвонил Солу.
— Хорошо, — сказал он. — Ты достаточно наказал Уитни, ты заставил ее плакать целый день. Она может так прорыдать еще неделю, если тебе так нужно, но потом верни детей матери.
— Когда она тайком ушла из дому, она не плакала, — сказал Сол. — Что же это сейчас у нее проснулись материнские чувства?
— Боюсь, ты не совсем прав, Сол. Не мужское это дело судить о материнских чувствах. Наше дело быть опорой и поддержкой. Мы же не женщины, нам не пристало затевать мелкие интрижки.
— А ты ошибаешься, Бо, если считаешь, что все в твоей жизни будет являться тебе на золотом подносе. За все надо платить. Мне, наверное, не стоит объяснять, за что должна платить Уитни.
— Почему же, объясни.
— Без особого удовольствия, но — пожалуйста. Она будет плохим примером для детей. Ее моральный облик не соответствует элементарным представлениям о материнстве…
— Что ты несешь, Сол? — перебил его Бо. — Откуда у тебя эти казенные словеса? Ты что, читаешь по бумажке?
Некоторое время на том конце провода молчали, и Бо понял, что про бумажку он скорее всего угадал.
— Ну-ка, скажи своими словами, Сол, за что ты наказываешь женщину, с которой прожил несколько лет, с которой ты перестал здороваться с зеркалом и сморкаться в рукав. Ты начал читать книги, хотя в твоем деле это вовсе не нужно. Я видел у тебя махровый халат, Сол. Ведь это Уитни тебе его купила. Ты же всегда думал, что это просто пальто! Слушай, она сделала человека из тебя! Неужели ты сомневаешься, что она вырастит ваших детей? Перестань, Сол, я вовсе не хочу тебя обидеть, но ты ведь поешь под чью-то толстую дудку! Тебе еще не надоело петь чужую музыку? За всю жизнь не надоело?
Сол молчал.
— Слушай меня внимательно — сейчас я приеду к тебе, мы выпьем с тобой по стаканчику виски, ты набьешь мне морду, и я увезу малышей к матери. Ты меня понял, Сол? Если хочешь, я привезу с собой то письмо, которое ты прислал в Европу. Потому что для меня ты всегда был и остаешься благородным человеком.
— Нет, Бо. Я не отдам детей, — сказал Сол, и Бо показалось, что человек этот плачет.
— Хорошо. Скажи мне тогда, кто тебе посоветовал эту глупость?
— Никто мне ничего не советовал.
— Если твой паршивый адвокат, то пусть лучше займется побыстрее собственной защитой. Я намереваюсь проломить ему башку.
— Я это решил сам.
— Брось, Сол, ты никогда не додумался бы до такой подлости.
— Это не подлость, а эта, как ее… вонздмензие…
— Возмездие, ты хочешь сказать? Возмездие, дурачок. Запомни хорошенько, у тебя плохие учителя.
Бо бросил трубку так, что она чудом не развалилась.
Уитни слушала весь их разговор.
— Ничего, — сказал Бо. — Мы просто украдем их, когда они пойдут в школу. Пусть попробуют потом отобрать.
— Нет, Бо. Я не хочу так. Лучше я потеряю их навсегда, чем втяну их в грязную историю.
— Ты не потеряешь их.
Бо в тот же вечер связался со своим адвокатом и изложил суть дела.
— Неужели есть такой дурацкий закон? — спросил Бо.
— Да, есть такой законодательный акт. В случае невыполнения матерью своих обязанностей она лишается материнских прав.
— Что значит — «невыполнение»?
— Это трактуется очень широко, Бо. К сожалению, ваш случай подпадает под возможную трактовку. Уитни ушла из дома к другому мужчине, этим она нарушила свой материнский долг.
— Стало быть, если бы она не ушла, а просто погуливала на стороне…
— Это в трактовку не входит. Жена не разрушает семью.
— Мило. И что же делать?
— Судиться, Бо, что же еще? Я берусь за это дело. Тут есть где разгуляться.
— Слушай, ты говоришь так, словно я тебя приглашаю на разбой.
— Бо, милый, суд — сплошной разбой. Но будь спокоен, я опытный разбойник. Мы вернем матери детей.