Тео бросился с иском к фирме, поставившей некачественную пленку, но здесь оказалось, что фирма эта лопнула, ее владельцы скрылись, заключив еще несколько крупных контрактов и прихватив с собой приличную сумму. Скандал был не очень велик, потому что дело это было обычным.
Бьерн и Диана, поутешав Джона, уехали в Лондон. Они всерьез собирались жениться и ехали за благословением лорда Уинстона.
Вся группа сразу же занялась другими делами, какое-то время еще Тома приходил к Джону и молча просиживал у него час-другой, но потом и он пропал.
В своем оцепенении Джон пробыл почти месяц. Тео чуть не каждую неделю звонил ему и предлагал какой-то фильм, но Джон отказывался. Как-то Тео сообщил Джону, что его первый фильм вышел в прокат и даже с успехом идет по экранам всего мира. Джона и это не обрадовало.
В начале ноября ему позвонили из резиденции кардинала и просили его прибыть на следующей неделе.
Джон обрадовался такому приглашению. Так много вопросов хотел задать он прозорливому старику.
И снова приехала карета в сопровождении гвардейцев, но теперь Джон ехал в ней один.
Кардинал встретил Джона приветливо, усадил рядом и сказал:
— Мои клерки несколько часов сидели и смотрели вашу черную пленку. Они, знаете ли, не поверили, что все пропало. Я пытался их образумить, но они обязаны блюсти интересы церкви. Простите их, если можете. Да, кстати, они сказали, что один момент на пленке получился.
— Я знаю, — сказал Джон. — Очень короткий момент распятия Христа.
— Мне сказали, что у вас снимались мусульмане. Это правда?
— Да. Как раз этот момент и остался.
— И как они к этому отнеслись? У них очень строгая религия.
— А как нормальные люди отнесутся к казни невинного?
— Значит, вы им не говорили, о чем снимаете фильм?
— Нет, ваше святейшество.
— Забавно. Вы заставили молиться Иисусу Христу правоверных мусульман, — улыбнулся кардинал.
— Интересно, именно такие же слова сказал Бьерн сразу после съемок. Вы помните Бьерна Люрваля?
— Прекрасно помню. Как он? Где?
— Он уехал в Лондон. Собирается жениться.
— Замечательный человек.
— Да, — сказал Джон.
Кардинал какое-то время молчал и только исподлобья поглядывал на Джона.
— Вам, наверное, сейчас приходят в голову самые страшные мысли? — спросил он наконец.
— Да, ваше святейшество.
— Вы думаете о том, что вас предали, обманули, да?
— Да.
— Вам кажется это ужасным. Ведь вы затеяли доброе христианское дело. Во славу Господа нашего Иисуса Христа. А все обернулось такой трагедией. Наверное, так вы думаете или приблизительно так.
— Так, — сказал Джон.
— И вы ждете от меня каких-то объяснений. Например, почему я сказал вам — не отчаивайтесь? Что я за пророк такой?
— Да, я хотел у вас спросить и об этом, но…
— Что? Почему вы замолчали?
— Если честно, ваше святейшество, меня сейчас уже ничего не волнует. Я ничего не хочу знать. Мне даже не горько и не больно. У меня внутри пустота.
— Да, это отчаяние. Это великий грех, с которым человеку справиться труднее всего. Мне врачи часто говорят — не волнуйтесь, будьте спокойнее. Очень меня смешит этот совет. Он равносилен тому, чтобы встать у бушующего моря и заклинать — не волнуйся, успокойся.
Вспомнив эти слова кардинала сейчас, на палубе корабля, Джон ухмыльнулся и сказал волнам:
— Успокойтесь, не волнуйтесь…
— Под силу это было только Христу, — продолжал кардинал, — только он мог утихомиривать бурю. Но отчаяние можно утихомирить. Надо только понять, что привело к нему. Почему оно вообще стало жить в вас?
— Но это ясно, — сказал Джон. — Разве не отчаялись бы вы, узнав к концу жизни, что во Франции, скажем, не осталось ни одного верующего?
— О! Это сильное сравнение. Не во всем правомерное, но любое сравнение хромает. Да, я был бы потрясен, я был бы убит, возможно, я был бы на грани отчаяния. Но я бы спросил себя — почему так? Где ошибка? Не Его, моя? Может быть, мне не стоило заниматься пастырством, может быть, я прошел мимо какого-то более важного дела, решив, что оно суетно и недостойно моих великих устремлений?
— Значит, мне не нужно заниматься кино, — равнодушно сказал Джон.
— Может быть, — сказал кардинал. — Я не знаю. Это вам решать. Но в вашем случае, Джон, применима и другая формула — чем ближе к Богу, тем сильнее искушение.
Эта мысль на секунду заинтересовала Джона. Но только на секунду.
— Я вовсе не собираюсь вас утешать. Хотя мне этого очень хочется. Будь я менее верующим, я бы сказал, что это просто слепой случай, что все в жизни бывает, но я точно знаю, что здесь промысел Божий.