— Ерунда! Я гуляю по городу, и никто меня не трогает. Давай, Джон, просто попробуем!
— Он снова шутки шутит! Я не стану этого делать, парень. Во всяком случае, не сейчас. Я знаю, Янг когда-нибудь сам попадется. Он налетит на свой же собственный капкан. И тот отрубит его белокурую башку! Но я не охотник, Джон.
— Это я понял. Боюсь, что ты даже не мужчина.
— Пускай! Зато я жив и, слава Богу, здоров.
— Хорошо. Так чего тебе надо от меня?
— Защиты.
— От Янга? Хочешь, чтобы я его вызвал на дуэль и пристрелил?
— Не от Янга. Вернее, не только от него. От рэкета. Ты можешь это, Джон.
Джон уставился на старика, словно тот вдруг проглотил свою собственную шляпу.
— Подожди, дай я попробую угадать ход твоих мыслей, — сказал он наконец. — Газета? Нет. Не то. Как сказал один мальчуган, кто станет палить из-за клочка бумаги? Да и с этим ты мог обратиться к Найту. Он специалист по уголовным репортажам. Янга убивать ты мне не предлагаешь. Хотя, может быть, я бы согласился. Нет, сдаюсь, мне больше ничего не приходит в голову.
Старик снова оглядел комнату, в которой они сидели.
— Что собираешься делать? — вдруг спросил он.
— Вообще или сейчас?
— Да, — неопределенно ответил старик.
— Вообще не знаю. А сейчас собираюсь уезжать к матери…
Старик вскинул на Джона глаза.
— Убирайся во-он!!! — заорал Джон, вскакивая и хватая старика за лацканы. — Ты самый мерзкий негодяй, которого я только встречал в жизни!!! Вон отсюда, мразь!!! Убирайся!!! Я больше не хочу видеть тебя!!!
— Я ничего… Что я такого?..
— Во-о-он!!!
Джон проволок старика до двери и вытолкнул на улицу, потом вернулся в комнату, схватил пальто, шляпу и трость и вышвырнул все это следом.
— Я ничего такого не хотел сказать… — пролепетал старик.
Но Джон уже не слушал его. Он захлопнул дверь.
Нет, сейчас он должен отдышаться и прийти в себя. Это просто надо выбросить из головы. Это надо забыть, как дурной сон. Больше он никогда не будет иметь дел с этим… С этим…
Джон не мог успокоиться. Он метался по комнате, отшвыривая со своего пути кресла, столики и стулья…
Зачем он только стал слушать? Ведь он же с самого начала чувствовал, что старик пришел не с добром. Надо было вообще не встречаться с ним. Надо было вышвырнуть его раньше. Теперь он чувствовал себя так, словно выкупался в выгребной яме.
«За все надо платить?! Ничего не достается даром? Он решил и меня использовать для своих платежей? Они все здесь посходили с ума! Это какая-то ненастоящая жизнь! Это какой-то сплошной кошмар! Ничего святого ни у кого! Старик сидит и спокойно рассказывает, как он подкупает полицию, Найт что-то плетет о власти. И никто ничего не делает. Все только жалуются. Ах, какая несчастная страна! Да пусть она погибнет к черту, если в ней всем наплевать на самих себя!»
Благородному гневу Джона не было предела. Это обычная защитная реакция — искать виновного на стороне. Человеку так трудно сказать — я сам во всем виноват. Он будет обвинять жену, соседей, начальника, правительство, всю нацию, но только не самого себя.
Конечно, Джону пока не в чем было себя упрекнуть. И его раздражение имело несколько иную причину. Старик действительно ничего не сказал. Но и одного его взгляда было достаточно.
Джон понял, что старик имел в виду Билтмора.
Во-первых, Джон ни секунды не сомневался — Билтмор здесь ни при чем. Да, этот человек может не нравиться, да, и сам Джон не пылал к нему любовью, да, он считал, что мать совершила ошибку. Но ошибка ее была только в том, что она оставалась живым человеком, не собиралась себя хоронить, как этого, наверное, хотелось бы Джону. Мать, что самое главное, никогда не ошибалась в людях, это точно. Это в самом деле так. Поэтому старик оскорбил не Билтмора, он оскорбил мать Джона. Как он себе это представлял? Джон будет с кем бы то ни было сговариваться, заискивающе глядя в глаза, чтобы его компаньона не трогали лихие парни Робин Гуды? А мать? Даже если Билтмор действительно замешан в эти грязные дела, что, мать будет тоже принимать участие в этом сговоре? Нет, жаль, что он не надавал старику хороших оплеух. Старик заслужил добрую взбучку.
«Но опять Билтмор, — немного успокоившись, подумал Джон. — Два человека называют одно имя по разным, правда, поводам, но по поводам одинаково безобразным. У них на руках какие-то сведения, какие-то аргументы. А что у меня? Интуиция? Святая вера в то, что мать не ошибается людях? Чувство вины перед Билтмором? Что, этого достаточно, чтобы не верить ни старику, ни Найту? Ведь они рисуют жутковатые, но вполне стройные картины. И Билтмор вписывается в них вполне органично. А я ставлю против их логики только чувство?»