— Мы перед Европой дети, — сказал Билтмор. — Они уже могут позволить себе посидеть и подумать, а нам все хочется бежать и куда-то успевать. Да нам и есть куда бежать, правда?
— Наверное. Только вот куда?
— О! Вы задаете сразу же самые трудные вопросы. Читали Маркса, Ницше, Кропоткина?..
— Нет. Только слышал…
— А вы почитайте, вот люди задумались об обществе, и каждый что-то придумал. И каждый придумал абсолютно свое. Да так убедительно. Прямо вот начни — и счастье человеческое обеспечено. Все убедительны. Все, а куда бежать нам? За кем?..
— Тим, ванная готова, — сказала Скарлетт, входя в гостиную.
— Да-да, спасибо, иду. Простите, Джон, я вас покину, но мы еще поговорим об этом.
«И не только об этом, — подумал Джон. — Все-таки я задам ему все вопросы, которые хочу задать».
— Я надеялась увидеть вас здесь, — сказала Эйприл, когда после обеда они остались вдвоем в гостиной. — Но если вам неприятно, я могу завтра же уехать. Я так и сказала отцу, что побуду только денек. Мой отъезд не будет выглядеть странно.
— Нет, почему же, не надо уезжать, — сказал Джон.
— Хорошо, я не уеду.
— Я слышал, вы сейчас работаете на Кубе? Расскажите.
— Я преподаю в маленькой школе в Сантьяго. Пятьдесят шесть детишек от шести до пятнадцати лет. Просто учу их грамоте.
— Вы знаете испанский?
— Пришлось подучить. Но дети ведь не знают даже азбуки. Учителей не хватает. Врачей не хватает…
— Трудно?
— Очень. Знаете, когда ехала, был такой энтузиазм, казалось, это так романтично. Нас поехало семеро. Теперь осталось только двое. Романтика быстро улетучивается. Остается тяжелая работа, неустроенный быт, одиночество…
— Понятно.
— Но еще и дети, их глаза, улыбки, они уже начинают потихоньку писать и читать. Еще это остается. И это держит.
— Так вы решили навсегда?..
— Нет. Вот только доведу этот класс и уеду. Я слабая.
— Но те пятеро, которые уже уехали, они еще слабее.
— Так можно оправдать себя в чем угодно. Всегда можно найти тех, кто хуже. Но ведь больше тех, кто лучше. О чем мы говорим?
— Что?
— Нет, ничего, ладно.
— Уэйд собирался объезжать мустанга, хотите посмотреть?
— Конечно. Я ни разу не видела.
Джон не был уверен, что Уэйд справится. При взгляде не брата он подумал, что тот немного сдал. Появилась мешковатость, медлительность, а в объездке это могло сыграть с Уэйдом злую шутку.
Мустанг был красив и очень возбужден, он словно чувствовал, что сегодня может закончиться его свободная жизнь, поэтому, наверное, решил не сдаваться так просто, а стоять до конца. В самом деле обуздать лошадь дело не такое уж трудное, самое трудное — не дать ей погибнуть. Мустанг, чувствуя на себе ездока, пытаясь сбросить его, входит в такое исступление, что запросто может переломить собственный хребет. Ездоку надо быть все время начеку, предупреждать любое движение мустанга, чтобы своим весом не совершить нечаянное убийство.
Уэйд надел кожаные брюки, перевязал волосы платком и опоясался широким ремнем. Это была форма объездчика. Вообще-то можно было обойтись и без нее, но Уэйд сказал, что так чувствует себя увереннее.
Он вошел в загон, взял лассо и с первого же раза заарканил мустанга. Теперь начиналось самое трудное — надо было надеть седло. Оно лежало на перекладине, так чтобы можно было легко дотянуться до него рукой.
Мустанг перестал дергать лассо и успокоился. Уэйд потихоньку стал подводить его к себе. Тот шел неохотно, петлял, начинал рваться, но Уэйд, отпустив лассо на метр, потом подтягивал его на два. В конце концов он и мустанг оказались рядом. Уэйд похлопал коня по загривку. Тот фыркнул и мотнул головой.
— Помочь тебе?! — крикнул Джон.
— Не стоит, — ответил Уэйд. — Он может испугаться.
Уэйд достал из кармана морковь и дал коню, но тот не взял. Уэйд рассмеялся.
— Норовистый!
И каким-то неуловимым движением накинул на коня уздечку. Конь снова помотал головой, но освободиться уже не мог. Седло Уэйд тоже надел ловко, затянул ремни, попробовал, крепко ли сидит на коне сбруя.
— Ну, с Богом, — сказал он и, ступив на перекладину, оказался в седле.
Раньше он запрыгивал с земли. И Джон подумал, что Уэйду-таки придется попотеть.
Какое-то мгновение мустанг стоял неподвижно, а потом вдруг резко наклонил голову и вскинул круп.
— Хоп! Хоп! — крикнул Уэйд и тронул коня шпорами.
Что тут началось! Эйприл даже схватилась за Джона. Мустанг так болтал бедного Уэйда, словно собирался сделать какой-то трудносмешиваемый коктейль. Джон внимательно смотрел на само седло. Еще ни разу мустангу не удалось опустить на себя ездока всем весом. На долю секунды раньше, словно угадывая мысли коня, Уэйд приподнимался в седле.