— Меня не пугают слова, — сказал Джон. — Меня пугают поступки и их последствия.
— Ну что… Мне надо ехать в Вашингтон, — сказал Билтмор. — Надо начинать расследование. Джон, вы обязуетесь выступить на слушаниях, если это понадобится?
— Конечно. Вы могли бы об этом и не спрашивать.
— Да-да… Простите… Да-да…
Билтмор был настолько растерян, что встал и, не сказав ни слова, вышел.
— Вот это да-а-а… — протянул Уэйд.
— Джон, ты все сделал правильно, — сказала Скарлетт.
— Спасибо, мама, я больше всего боялся, что ты меня не поймешь. Я был неправ. Ты не лучшая женщина всех времен и народов, ты лучшая женщина во Вселенной.
Джон знал, что ему предстоит еще разговор с Эйприл. Но девушка не проявляла, казалось, никакой заинтересованности в этом. Джон отправлялся гулять по парку и сообщал об этом ей, но она только советовала ему потеплее одеться. Или он говорил, что идет в библиотеку, чтобы побыть одному. И она даже шла с ним, но в библиотеке занималась исключительно книгами.
«Ну и хорошо, — думал Джон. — Что я смогу ей ответить. Я не люблю ее. Да даже, если честно, побаиваюсь ее. Наверное, она тоже все забыла. Мы прекрасно можем оставаться друзьями. Но все-таки странно, что она не пытается поговорить».
На следующий день Билтмор уезжал. Джон все пустил на самотек, и Скарлетт сама уговорила Эйприл остаться у них еще на несколько дней.
— Мы собираемся отправиться на охоту, — соблазняла девушку Скарлетт. — Вернее, это будет просто конная прогулка. Терпеть не могу, когда убивают животных, но пострелять люблю. По мишеням.
Еще от отца в доме остались отличные охотничьи ружья и два крупнокалиберных пистолета. Отец когда-то шутил, что из такого пистолета можно завалить броненосец.
Эйприл согласилась. Они проводили Билтмора и обратно ехали вдвоем. На сей раз Джон вел двуколку один.
— Как хорошо, что я осталась. Вернулась бы сейчас в Нью-Йорк, снова началась бы безалаберная жизнь. А здесь так мирно и тихо.
Начал накрапывать дождь. Джон остановился и поднял верх.
— Не стоит, — сказала Эйприл. — Дождик небольшой.
— Все равно. Он может усилиться.
— Ну и что? Я люблю дождь.
— Но не в такой холод.
— Я люблю дождь, — упрямо повторила Эйприл.
Джон снова тронул лошадей.
«Что за ерунда? — думал он. — Я сам вызываю ее на разговор, которого не хочу. Что я за бестолочь такая?! Она молчит, а меня это раздражает. Хотя, конечно, это обидно».
— Вам правда здесь нравится? — спросил он.
— Да, чудесно. Почти так же у нас в усадьбе.
— И вы остались только поэтому? — сказал Джон и тут же мысленно выругал себя.
Эйприл не ответила.
— Я спросил, вы остались?.. — хотел повторить Джон.
— Я слышала, что вы спросили, — перебила его Эйприл даже с каким-то раздражением.
— Итак?
— Ваша мать беременна?
Джон даже обернулся.
Эйприл не смотрела на него.
— Да, — сказал он.
— Она ничего не сказала отцу.
— Не успела.
— Думаете? Для этого ведь не нужно много времени.
— Как знать. Мне кажется, вашему отцу было не до этого.
— Да, вы задали ему вопросики!
— Я должен был это сделать. И что, правда, он собирался выдать вас?..
— Да, — снова перебила Эйприл. — Слушайте, Джон, если вас не затруднит, давайте не будем об этом говорить.
— О чем, об этом? — Джон ненавидел себя.
Эйприл опять не ответила.
«Я сейчас взбешусь! Что со мной происходит?! Ну чего я в конце концов добиваюсь?!»
— Чего вы добиватесь? — в унисон его мыслям вдруг спросила Эйприл. — Вам что, надо все называть своими именами? А немного такта вам не помешало бы.
— Извините.
— Хорошо. Впрочем, я сама виновата. Знаете, я все-таки завтра уеду.
— Почему?
— Потому.
«Какая же она противная! Что она о себе возомнила? Пусть катится ко всем чертям! Тоже мне — принцесса!.. Боже, что со мной происходит?!»
— Простите, Джон. Я просто в дурном настроении. И вообще я дура.
— Мне не за что вас прощать. А если честно, мне надоело разговаривать таким образом. Я чувствую себя какой-то прожженной кокеткой! Самое-то противное, что у меня и это не выходит!
Эйприл вдруг засмеялась.
— Вот уж никогда бы не подумала, что вы так следите за собой!
— Вот, пожалуйста! Мне и самому смешно! Все, давайте, уезжайте. Правильно. Пока я совсем в дурака не превратился.
До самого дома они молчали.
Вечером Джон разговаривал с матерью. Она просила его пожить с ней, потому что ей так одиноко.