— Мама! — шутливо погрозил ей пальцем Джон. — Не лукавь. Говори начистоту.
— Да, я не хочу, чтобы ты уезжал! Я… Я просто боюсь за тебя.
— За меня?! Но что со мной может случиться? Если ты имеешь в виду всю эту историю с Янгом…
— Я не знаю, что я имею в виду. Просто мне будет спокойнее, если ты будешь рядом.
— Ма, тебе не будет спокойнее. Тебе будет за меня стыдно, что я прячусь за твоей юбкой.
— Ничего, это я как-нибудь переживу.
— Да нечего волноваться!
— У меня не очень хорошие предчувствия, — созналась Скарлетт.
— О! Я когда ехал к тебе, меня тоже мучили дурные предчувствия! — обрадовался сходству Джон. — И, как видишь, не оправдались!
— Нет-нет, я очень тебя прошу.
— Но я еще не завтра собираюсь уезжать. Я поживу, конечно.
— Полгода, — сказала Скарлетт.
— А вот этого не обещаю.
Джон действительно хотел пожить с матерью, хотя с каждым днем чувство неудовлетворения собой нарастало в нем все больше. Он хотел работать. Он снова хотел погрузиться в этот ад кино. Он понял, что теперь уже жить без этого не сможет.
— Ты не сказала Билтмору о ребенке? — спросил он.
— Не успела, — сразу же ответила Скарлетт.
— Но для этого не нужно много времени.
— Нужно. Это не так просто сказать. А мы не успели даже побыть вдвоем. Я скажу, я обязательно скажу…
Они еще поговорили о том о сем и пошли спать.
А наутро Джону пришлось ехать за врачом, потому что Эйприл заболела…
Отшельник
— И зачем только мы послушали этого американского пуританина? — говорил Бьерн, вспоминая Джона в минуты наслаждения семейной жизнью. — Мы превращаемся в пару воркующих голубков, которых я терпеть не могу. Кто сказал, что голуби красивые птицы? Они вредные птицы — на месте скульптур я бы возненавидел их всем своим каменным сердцем. Знаешь, что снится скульптурам? Они ловят голубей и гадят им на головы! Хорошо, что мне не поставят памятник.
— Как это?! — отвечала Диана. — А зачем я тогда с тобой живу? Я мечтала на старости лет писать мемуары под названием: «Я была женой гения бестолковости».
— Правда? Ты хочешь сказать, что я помру раньше тебя?
— Конечно, я уж постараюсь.
Бьерн и Диана проводили свой медовый месяц в небольшом сербском селе. Почему в Сербии? Потому что ничего более абсурдного ни он, ни она придумать не могли.
— Если ты думаешь, что я собираюсь поехать куда-нибудь в Венецию, — сказала Диана после свадьбы, — то мы завтра же подаем на развод.
— Венеция? Что это такое? Не знаю такой страны. Вот знаю прелестный городок Мастар. Там рядом есть не менее прелестная деревушка Сребровица. Представляешь, там никто никогда не видел паровоза и телефона.
— Этого не может быть. Таких райских уголков на земле не осталось.
— Поедем и проверим. Если я ошибаюсь, мы взорвем их телефонную станцию и пустим паровоз под откос.
— Согласна!
И они действительно поехали в Сербию, в этот неспокойный край, откуда бежали даже местные жители.
И вот теперь жили там в заброшенном домике и были почти счастливы.
— Мне не хватает одного, — как-то утром заявила Диана. — Козы.
— Ты права! Как мы можем жить без козы в такой сложной политической обстановке? Это нонсенс!
И он отправился на скудную ярмарку и привел в дом козу.
— Теперь надо ее доить. Ты умеешь доить козу? — спросил он Диану.
— Он еще спрашивает! Ты же видел на нашем родовом гербе рога?
— Да, но я думал, они относятся к мужской части вашей славной семьи.
— Не только. Это было самое любимое светское развлечение всех дам рода Уинстонов — доить по утрам коз.
— Бедные козы! — воскликнул Бьерн.
— Нет, они были счастливы! Умирая, они всегда говорили нам добрые слова.
— Хорошо, значит, ты будешь доить козу по утрам?
— Не могу же я нарушать традицию!
Днем молодожены отправлялись по окрестным горам, встречали настороженных людей, пытались с ними разговаривать, но ничего не получалось. Люди не понимали их, а они не понимали людей.
— Как жаль, что никто не может нам рассказать по поводу паровоза и телефона, — говорила Диана.
— Знаешь, я попытаюсь объясниться с ними знаковыми символами. Ведь в прежней жизни я был художником.
— Художником? Ты? Это тебе наплел какой-то грубый льстец. Ты никогда не был художником.
— Ладно, но я попробую.
И Бьерн на листе бумаги нарисовал паровоз и телефонный аппарат.
— Что это? — спросила Диана, рассматривая рисунок. — Очень похоже на колбасу и рогалик. Ты что, хочешь есть, милый?