— Нет, почему же? Я вас понимаю.
— Вот то-то и оно. А это нельзя понять. Это можно только почувствовать. Понимаете, это как сильное влечение к женщине, к вину, к игре. Я говорю только о силе, хотя цели совершенно разные. Но вы можете с этим справляться?
— Есть влечения, с которыми не могу, — сказал Бьерн.
— Так вот здесь чувство куда более сильное, непреодолимое, неостановимое… Словом… — Старик вдруг рассмеялся. — Давайте не будем об этом. А то получается, словно я оправдываюсь перед вами. Честное слово, я ни в чем не виноват. Это просто со мной случилось, благодарение Богу. Лучше вы расскажите о себе.
— Да мы обыкновенная «золотая молодежь», — сказал Бьерн. — Обыкновенно прожигаем жизнь обыкновенным необыкновенным способом. Ничего интересного. А вот вы, чем вы питаетесь, скажем?
— Человеку не так уж много надо. Что-то приносят мне крестьяне. А вы хотите есть?
— А вот сухих кузнечиков вы не едите? — спросила Диана. — Мне Бьерн все уши прожужжал, что это какое-то изысканное блюдо.
— Интересно, я вас понимаю, я и сам задавал бы те же самые вопросы когда-то. Но теперь мне даже не хочется на них отвечать.
— Тогда ответьте на тот вопрос, который вы сами себе хотели бы задать, — предложил Бьерн.
— Я не смогу на него ответить. Боюсь, никто не сможет ответить на этой земле.
— И что это за вопрос? — поинтересовалась Диана.
— Вопрос простой: Бог оставил нас, или он еще с нами?
— Вот это да! И вы задаете этот вопрос? Что же вы тогда здесь делаете?
— Я — молюсь. И верю. Но иногда я не чувствую Господа. Дьявол приходит ко мне часто. А вот Господь… Неужели он оставил нас? А вы не чувствуете этого? Вам не кажется, что Бог отвернулся от людей?
— Но это действительно странно слышать от вас, — сказал Бьерн.
— Нет. Эта мысль придает мне силы. Знаете, когда моя молитва действительно искренняя, когда я больше всего боюсь, что мы остались одни. Я прошу Его вернуться.
Старик опустил голову, и Бьерн с Дианой вдруг увидели, что он заплакал. Просто слезы текли по морщинистому лицу и терялись в седой бороде…
Сказать, что эта встреча произвела на Бьерна и Диану сильно впечатление, значит ничего не сказать. Она потрясла и перевернула их. До самого вечера они если и говорили друг с другом, то только междометиями. Но думали они, оказывается, по-разному.
— Впервые в жизни встречаю святого, — сказала Диана. — Потрясающий старик. Ты ведь знаешь, люди давно уже не удивляют меня… А этот просто выбил меня из колеи. Знаешь, я чувствовала себя рядом с ним как напроказившая девчонка. А я не чувствовала себя так никогда.
— Он просто сумасшедший, — сказал Бьерн. — Милый, добрый, умный сумасшедший…
— Ты сам сумасшедший! — закричала Диана. — Ты и мизинца его не стоишь!
— Возможно, но он все равно ненормальный. Знаешь, все эти благие словечки, все эти мысли о вечном и великом — первый признак сумасшествия. Спроси любого психиатра.
— Боже мой! Да ты же настоящий циник! — ужаснулась Диана. — Я думала, это масочка такая у тебя, а она, оказывается, к тебе крепко прилипла.
— Я — трезвый человек. Мне претит всякая выспренность. В том числе и твой обвинительный пафос.
— Я больше не желаю с тобой разговаривать.
— Это правильно, а то ты наговоришь мне гадостей из-за этого ненормального старика. А потом будешь жалеть.
Диана ничего не ответила. И они действительно не разговаривали до следующего утра.
Утром Диана пошла доить козу. Оказывается, она всерьез собиралась это делать. Она взяла ведро, веревку, маленький стульчик и отправилась в сарай.
Бьерн не пошел с ней, хотя ему было очень интересно, получится ли у нее хоть что-нибудь.
Дианы не было минут десять. Сначала Бьерн слышал шум какой-то подозрительной возни в сарае, потом все стихло. А потом Диана вдруг закричала:
— Бьерн! Бьерн! — словно коза уже забодала ее.
Бьерн бросился в сарай на выручку, но увидел, что Диана жива и здорова. Коза привязана, под ней стоит ведро, а Диана сидит на стульчике и почему-то хохочет.
— Ты кого купил?! — сквозь хохот спросила она.
Бьерн не понял вопроса и уставился на Диану.
— Ну-ка, найди ее вымя!
Бьерн заглянул под козу и тут понял, что молока он сегодня не увидит. Коза оказалась довольно мужественным козлом.
Через неделю они вернулись в Лондон. Ссора из-за отшельника была, казалось, забыта…
«Уважаемый мистер Чехов»
Бо приступил к репетициям, и все, что до этого волновало его, отступило на второй план.