— Да у меня актеров-то всего десять, — сказал Бо.
— Но речь идет о двух, максимум — трех. Ты же не выгонишь из театра меня и Лору?
Лора очаровательно улыбнулась.
— Что ты, Фред, я очень хочу работать с вами.
— Тогда тебе придется распрощаться со своей труппой. Думаю, они уже вполне встали на ноги. Теперь с ними посчитает за честь работать любой режиссер.
— Нет, Фред, это мои актеры. Они, как мои дети. Даже когда дети становятся на ноги, мы не отдаем их другим родителям. У меня идея — мы объединим оба театра. У нас будет две сцены. На одной постоянно будем играть спектакли, а на другой репетировать и учить. Да, Фред, мы можем на базе этого театра открыть театральную школу. Неужели тебе не хочется иметь учеников?
— Это очень заманчиво, Бо.
— Я думаю, и Лора не откажется вывести в свет несколько театральных звезд.
Лора снова улыбнулась.
— Но дело все в том, Бо, что у дирекции театра весьма консервативные взгляды… Словом, ты понимаешь, о чем я говорю?
— Нет. Разве консерваторы против театральной школы?
— Речь не об этом… — Фред понизил голос. — Они с осторожностью относятся к черным актерам.
— А как они относятся к тому, что я сейчас вышвырну тебя отсюда вон? — так же тихо спросил Бо.
Фред повернулся, чтобы уйти, но Бо схватил его за руку:
— Подожди, герой. Я еще не отпустил тебя. Я еще не заглянул в твою душу.
— Бо, не надо, — попросила Лора.
— С тобой отдельный разговор. Так вот, Фред. Я теперь хочу спросить тебя — как тебе спится по ночам? Ночи ведь тоже черные? Как на тебе сидит вот этот сюртук, этот цилиндр и эти перчатки? Все это тоже черное. Скажи мне, Фред, тебе не стыдно? Просто стыдно и все. Понимаешь, такое простое чувство. Оно тебе знакомо?
— Ты делаешь мне больно, — сказал Фред.
— Нет, я еще не делаю тебе больно. Я только начинаю.
— Бо, я прошу тебя! — воскликнула Лора.
— Фред, ты актер и должен действовать по указке режиссера. На сцене ты делаешь это великолепно! Зачем же ты делаешь это в жизни? Кто твой режиссер? Что за пакостный спектакль он ставит? Почему ты согласился в нем на роль статиста? Ты, человек с положительным обаянием, играешь мелкого злодея. Не крупного даже — так, мальчика на гадких побегушках. Фред, я очень хочу работать на Бродвее. Я всю жизнь мечтал об этом! Кажется, ты убил мою мечту. Я больше не буду с тобой здороваться.
Бо отпустил Фреда и брезгливо вытер руки платком.
— А теперь о тебе, Лора. Ты думаешь, что в этом человеке весь смысл жизни? Ты думаешь, что вот эти мелкие актерские интрижки и есть искусство? Ты думаешь, карабкаться к успеху по чужим головам, это и есть — загадка творчества? Твоя улыбка может покорить мир, а она покорила пока что только мусорную кучу. Я имею в виду не только Фреда, а всех, кто послал вас сюда, чтобы меня купить. Запомните, ребята, актер должен быть вне политики, вне денег, вне моды. Но он не может быть вне морали. Прощайте. Передайте в «Богеме», что я больше к ним ни ногой.
Этот инцидент, как ни странно, вовсе не испортил настроения Бо. Тот магический отголосок сегодняшней репетиции все еще жил в нем. Он попрощался с Чаком, который так и не понял, почему они уже не будут репетировать на Бродвее, и остался в зале один.
Теперь и он пытался прислушаться к эху замолкнувших голосов. Еще раз вернуть себе это чудное ощущение всевидящего ока, которое наблюдает за жизнью удивительно близких людей, за их бедами и радостями, за их интимными поступками и взглядами…
Бо вышел на сцену. Только что здесь были актеры. Они ходили между этими стульями, как будто их тени еще остались здесь.
В театре было тихо. И Бо сам начал расхаживать между стульев, обозначающих декорации, сам стал с собой разговаривать.
И тут услышал шаги.
Как же он забыл?! Ведь к нему должен прийти Хьюго!
Бо взглянул на часы. Ну, конечно, как раз половина девятого!
— Я здесь! — крикнул он в коридор. — Я на сцене.
— А где же тебе еще быть?
Бо почему-то даже не удивился. Это был такой день, когда удивляться перестаешь, потому что слишком часто пришлось бы этим заниматься.
Уитни стояла в проходе между рядами зрительских кресел и, слегка наклонив голову, смотрела на Бо.
Легче умереть
Паника в доме началась невообразимая. Конечно, срочно послали за доктором, но, пока он ехал, ни Скарлетт, ни Джон, ни Уэйд, ни Сара не находили себе места. Эйприл было очень плохо. Жар, бред, тошнота… Эйприл металась по постели, все время пыталась сорвать с себя одеяло, на секунду открывала глаза и о чем-то начинала просить, но тут же снова впадала в тяжкое небытие.