Джон ничего не понимал и думал, что попал в один вагон с сумасшедшим.
Что-либо спрашивать у старика Джон не решался. Он просто ждал.
Поезд дернулся и пошел. Старик сразу как-то успокоился, но с Джоном разговаривать не стал, а отвернулся обиженно в угол.
Поезд очень быстро набрал скорость, ветер стал гулять по вагону и поднимать с пола сено. Джону пришлось подняться и прикрыть дверь. Старик все так же неподвижно сидел на полу и смотрел в угол.
— Интересно, а где мы сейчас? — задал нейтральный вопрос парень.
Старик ничего не ответил. Только пожал плечами, что было уже обнадеживающим признаком.
— Ты знаешь эту дорогу? — снова спросил Джон.
Старик кивнул.
— А далеко до Нью-Йорка?
На этот раз старик обернулся к Джону и внимательно оглядел парня с головы до ног.
— В Нью-Йорк, значит? — произнес он, криво улыбаясь.
— Ничего смешного! — сказал Джон с вызовом.
— Это точно, — согласился старик. — Это не смешно, а грустно. Погоди-погоди… Тебе восемнадцать лет, так? Сбежал из дому. Так? Завоевывать мир. Так? В мешке две сорочки и бритвенный прибор отца. Так?
— Ты лазал в мой мешок?! — вскочил Джон. — Когда ты успел?!
— Давно, сынок, лет эдак сорок назад, — улыбнулся старик.
— Как это? — опешил Джон.
— А вот так. Я сам в то время ехал завоевывать мир с таким же мешком. Ничего не изменилось за эти годы. Люди не поумнели, — заключил он.
— Ты был в Нью-Йорке?
— И в Сан-Франциско, и в Бостоне, и в Чикаго, и в Денвере, и даже в Анкоридже. Знаешь, где это?
— На Аляске, — ответил Джон.
— Вот ты знаешь, а я там был.
— Ну?
— Америка съела меня, сынок. Видишь, одни кости остались. А отцовский бритвенный прибор я заложил через неделю после того, как сбежал из дому. Знаешь, что я тебе скажу, будет остановка, ты слезай и возвращайся обратно в свой дом.
— Нет, — упрямо замотал головой Джон.
— Да это я так, пошутил. Конечно, ты не вернешься. Но попомни мое слово — ровно через сорок лет ты дашь такой же совет парню, с которым поедешь в коровьем вагоне.
До вечера поезд шел без остановок. Два Джона болтали о том о сем, глядели на пробегающие поля и леса, спали и даже играли в кости на интерес. Поесть им не удалось, потому что и этот вагон был загружен быками.
К вечеру Джон так проголодался, что готов был жевать сено. Но старик пообещал, что скоро станция и там можно будет нарвать яблок, если, конечно, их еще не убрали.
Станция действительно была, но на ней поезд не остановился. Он только замедлил ход. Старик и парень, глотая слюну, видели, как мимо них проплывают спелые, румяные, огромные яблоки, но достать их не могли.
Такую муку Джон вынести был не в силах. Он распахнул дверь пошире и спрыгнул на землю, старик даже не успел сообразить, что же произошло.
Джон мигом залез на ближайшую яблоню, набил пазуху плодами и бросился вслед за поездом, который уже потихоньку стал набирать ход.
Возвращение прошло успешно. И уже скоро старик и парень, объевшись яблоками, скармливали их быкам.
— Я думал, ты не успеешь, — сказал старик лениво. — Я бы никогда не стал прыгать.
Джон ничего не ответил, просто подумал, что старику и не могло повезти в жизни. Жизнь требует риска. Жизнь терпеть не может осторожных. И Джон самодовольно улыбнулся.
— Слушай, старик, а что это ты так настаивал на щелбанах? — наконец позволил себе спросить парень.
Старик дернул головой, но увидев, что Джон и не думает над ним издеваться, а просто любопытничает, ответил:
— Так надо.
— Кому надо?
— Мне. Мне так надо, — сказал старик раздраженно, давая понять, что разговор ему не нравится.
— Не понял. Чего-то мудрено.
— Ничего не мудрено, а правильно. Считаешь, я не думал когда-то, как ты? Думал. Только так и думал. Брать и не отдавать. Брать и все. А теперь знаю — не отдашь, не получишь. Теперь знаю точно.
— Тебе бы проповедником быть. К нам приходил в городок один такой. Отдавайте, говорит, получите. Отдали ему. Оказался мошенником. Полиция его по всему Югу искала.
— Я не мошенник! — вскинулся старик. — Я просто неудачник!.. Был. Был неудачник. Потому что всю жизнь брал и брал. А потом стал расплачиваться. И как расплачиваться, сынок! Не приведи Господь кому-нибудь так расплачиваться! Понимаешь, полжизни брал, а потом полжизни расплачивался. И теперь пришел к тому, с чего начал. Теперь знаю — за все надо платить. За все, понимаешь?
Джон почти не слушал старика. Он лежал головой к двери и смотрел в ночное звездное небо. Бесконечность подмигивала ему миллионами глаз, манила и тревожила его. Что значили истерические слова старика по сравнению с этой бесконечностью… Что значил этот вагон, эти жующие коровы, эти проносящиеся темные громады деревьев… Что значила даже эта Земля — маленькая пылинка муки в тесте бесконечности… Вот только жизнь Джона что-то и значила, а больше — ничего…