А потом снова черный провал в памяти… Она помнила чью-то сильную руку, которая подняла ее с земли на задворках какого-то большого дома… Помнила душную комнатушку и засаленный диван, человека, который тихо утешал ее, поил виски и гладил ее волосы… Потом она лежала с ним в постели и думала, что, когда он уснет, она распахнет окно и бросится вниз…
«Слава Богу, человек этот живет на одиннадцатом этаже, — думала она. — Говорят, что самоубийцы умирают еще в полете, от разрыва сердца»…
Презумпция невиновности
Джона вывели из подвала и оставили стоять в коридоре.
Наверное, так устроен человек, что в самой опасной ситуации кто-то направляет его, надо только прислушаться к этому голосу.
Джона оставили одного. У него не были связаны ни руки, ни ноги. В конце коридора было окно. Даже в темноте было видно, что сразу же за окном начинается лес. Джону ничего не стоило броситься к этому окну, выбить стекло и мигом оказаться в лесу. Пусть его там ищут.
Но он почему-то стоял один в пустом коридоре и чего-то ждал. Только что он думал о конце жизни, о побеге, о сопротивлении, на крайний случай. А теперь вдруг словно кто-то лишил его воли.
Дверь открылась, и человек жестом показал Джону, что надо входить.
В комнате за большим столом сидело человек десять. Все они внимательно смотрели на Джона и молчали.
«Это у них, наверное, суд такой своеобразный. А судья, конечно, мистер Ридер, — подумал Джон и невольно улыбнулся. — Ну что ж, переживем и этот фарс».
Действительно, Ридер сидел во главе стола и тоже внимательно смотрел на Джона.
Молчание затягивалось…
— Есть хочешь? — неожиданно нарушил тишину Ридер.
Джон даже не сразу понял, что вопрос относится к нему.
— Есть? А! Нет, спасибо.
— Ну, садись, — сказал Ридер и кивнул на свободный стул.
Джон сел. Нет, что-то ему не нравился этот суд. Что-то уж больно мягко стелют.
— Ну, как там поживает мистер Стенсон? — спросил Ридер. — Давненько его не видели.
— Это вы меня спрашиваете? — удивился снова Джон. — Если вы его не видели давненько, то я его не видел никогда.
— Ну да, ну да, — сказал Ридер. — Ты его никогда не видел и знать не знаешь.
— Именно это я и хотел сказать. Вы меня опередили, — улыбнулся Джон.
— Ну да, ну да… Значит, никакого Стенсона ты не знаешь?
— Нет, я слышал его имя, но лично не имел чести…
— И приехал ты к нам охотиться?
— Ну, в общем, можно сказать и так.
— Тебе посоветовали добрые люди? Да?
— Вы почти угадали.
— И ружье ты тоже хочешь купить здесь? Правда?
Почему-то последний вопрос вызвал у собравшихся настоящий приступ смеха.
— А что, разве здесь нельзя купить ружье? — спросил Джон, чем только еще больше рассмешил собравшихся.
— Да, Стенсон мог придумать для тебя что-нибудь поумнее, — сказал Ридер.
— Возможно, Стенсон и мог бы придумать для меня что-нибудь поумнее, но все это я придумал сам, — сказал Джон и понял, что проговорился.
Впрочем, его оговорку никто не заметил.
Ридер вдруг перестал улыбаться и сказал очень строго:
— Так вот, парень, мы запросто можем запереть тебя в подвале, пока не отправим в полицию. Но мы можем и отпустить тебя, если ты нам скажешь, что замышляет Стенсон?
«Так, казнить меня они вроде бы не собираются, — подумал Джон с облегчением. — Но это странно. Ведь Ридер кончает людей за меньшие грехи. Если верить Нагу».
— Знаете, — сказал он, — у меня создается впечатление, что мы играем сейчас в плохой пьесе. Есть такие комедии, где страхового агента принимают за грабителя и вместо того, чтобы набивать цену, подробно рассказывают, что дом старый, мебель разваливается, а ковры поела моль.
Джон действительно видел такую пьесу. Ему она ужасно не понравилась своей тупостью, но собравшиеся снова стали хохотать.
— Так ты страховой агент? — спросил Ридер.
— Да нет же, черт возьми! Я не страховой агент и не агент Стенсона. Я…
— Ну! Кто?
— Я репортер из Нью-Йорка, — нехотя сознался Джон.
На этот раз взрыв хохота был оглушительным. Такое впечатление, что эти суровые мужчины ничего смешнее в своей жизни не слышали.
«А я пользуюсь здесь успехом, — подумал Джон. — Может, мне податься в клоуны?»
— Ну ладно, не хочешь говорить, кто ты, не говори, — утирая слезы, сказал Ридер. — Ты свободный человек и можешь не отчитываться перед нами. Но чем ты докажешь, что ты не от Стенсона?
— Если уж пошла речь о свободе, то надо бы вспомнить важнейший принцип демократической юриспруденции — презумпцию невиновности, — сказал Джон.