Но мысль эта оборвалась, не найдя ответа…
Действительно, любви Мэри хватило на обоих с лихвой. Чувство грусти и жалости быстро сменилось в Джоне на нежность и теплоту. Но потом и в этих чувствах ему стало тесно. И его захлестнула страсть. Он целовал Мэри в губы, в глаза, в мочки ушей, он покрывал поцелуями ее шею и грудь. Его руки трепетно пробегали по ее плечам и бедрам, вызывая ответную дрожь.
— Мэри, любимая, — шептал он и был в этот момент совершенно искренен.
Мэри счастливо улыбалась, ее губы подрагивали, а ресницы открытых глаз трепетали, словно крылья ночной бабочки, летящей на огонь.
Схлынувшая было волна страсти, не давая им отдышаться очень скоро возвращалась вновь, и вновь их тела сливались в одном горячем, обжигающем, испепеляющем порыве.
— Это будет мой, мой, мой ребенок! — шептала Мэри чуть хрипловато. — И он будет счастливее всех людей на земле!..
Когда они, иссушенные ласками и нежностью, закрывали глаза и мир уходил в темноту, словно тоже устал от напряжения, когда Мэри уже заснула на плече Джона, его вдруг словно обожгло:
«Бежать! Я же собирался сегодня ночью бежать отсюда! Цезарь ждет меня! Что я наделал?! Мне же надо выручать Найта! Мне же надо спасти людей в этом ущелье!»
Он тихо высвободился, поднялся с кровати и, мигом одевшись, вышел в коридор.
Цезарь все так же спал в углу, прислонившись к стене.
Джон подхватил его на руки и сонного отнес в свою комнату.
— Проснись, Кам, — разбудил он мальчишку. — Нам пора бежать.
Цезарь тут же открыл глаза и бодро произнес:
— Есть, сэр.
Холод обжег лицо, и Джон чуть не задохнулся от морозного воздуха.
Поселок спал глубоким сном. Только собаки лаяли на луну, да и то как-то лениво и сонно.
Джон торопился. Через пару часов должно было светать. Им надо было успеть уйти от ущелья как можно дальше.
Но главным теперь было незаметно пройти мимо стражников, если те и сейчас стояли на посту.
— Кам, ты сможешь тихонько подползти к домику стражи и посмотреть, что они там сейчас делают?
— Он спрашивает! Да я лучший разведчик на нашей улице! — сказал Цезарь.
— А свистеть ты умеешь?
— Конечно.
— Если возле будки спокойно, позовешь меня, ладно? Тихонько свистнешь.
— Есть, сэр.
Джон залег в кустах, а Цезарь пополз на разведку.
Его не было очень долго, Джону показалось, что целую вечность. Но вдруг он услышал, нет, не тихий свист, а шаги. Скрип снега, который был слышен, наверное, во всем поселке.
— С ума сошел разведчик, — прошептал Джон.
Но, к своему удивлению, увидел, что по тропе идет не Цезарь, а кто-то другой, взрослый человек в длинной меховой шубе, с мешком и ружьем за плечами.
«Они поймали Кама, — с ужасом подумал Джон. — Теперь ищут меня!»
Человек приближался размеренным шагом, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Фигура его показалась Джону на какое-то мгновение знакомой. Но Джон сейчас думал совсем о другом:
«Надо притвориться мертвым, а когда он приблизится, ударом ноги свалить его и выхватить ружье».
И в этот момент раздался тихий свист Цезаря.
Человек остановился, оглянулся на звук свиста, постоял немного и продолжил свой путь.
Он прошел в пяти метрах от Джона и не заметил его.
«Что случилось? — лихорадочно думал Джон. — Почему Кам засвистел, если его поймали? Не мог же он выдать его, Джона. Кам ни за что не стал бы этого делать. Может быть, он просто попал в беду и зовет на помощь?»
Джон, забыв обо опасности, выскочил из кустов и бросился за Цезарем.
Вот и сторожка. Окна темные. Никого рядом. Где они? Где Цезарь?
— Джон! — услышал он вдруг шипящий шепот откуда-то сбоку.
Джон остановился. Из кустов ему махал рукой Цезарь.
Джон одним прыжком оказался рядом.
— Что случилось? Тебя не схватили?
— Нет. С чего ты взял?
— Я видел одного из них, подумал…
— Я тоже видел, он прошел мимо будки с той стороны. Его никто не остановил. Он еще даже пел что-то. Не очень громко, правда.
— Значит, в будке никого нет?
— Вот потому я тебе и свистнул.
— Так пошли быстрее.
Они вышли из кустов и поспешно двинулись к выходу из ущелья.
— А! Мистер репортер! — услышал вдруг Джон и обомлел. — Чего так рано?
Джон остановился, не зная, что делать, бежать или выкручиваться.
Это был Карл, тот самый крепкий мужчина, который сидел на «суде» Ридера. Он сидел за сторожкой в огромной меховой дохе с поднятым воротником.
— А с другой стороны — кто рано встает, тому Бог дает, — сказал Карл добродушно. — Может, дать вам лыжи? На них удобнее.