В этом не было бы ничего удивительного, если бы Джон не заметил в глазах, жестах, улыбке матери что-то такое, что появлялось в ней, когда она говорила с отцом.
Услышать, о чем они разговаривают, было невозможно, потому что все за столом говорили. Джона удивило это наблюдение. Удивило и слегка задело. Ведь это касалось памяти об отце.
На весь оставшийся вечер настроение у него было испорчено. А Скарлетт, наоборот, чувствовала себя прекрасно — это было видно. Джон просто не хотел замечать, но мать его словно помолодела лет на тридцать. Она весело и от души смеялась, изящным жестом, чуть кокетливо поправляла выбившуюся прядь волос, внимательно слушала Билтмора, особенным образом прищурив глаза, от чего лицо ее приобретало загадочность.
Когда они вернулись домой, Джон спросил:
— О чем это вы так мило беседовали с хозяином?
Реакция Скарлетт была неожиданной. Она вдруг вспыхнула вся, растерялась, натянуто улыбнулась и сказала:
— Да так, пустяки.
Когда приедет муж?
В Лондоне гастроли труппы прошли с огромным успехом. Бо только успевал принимать поздравления и восторженные похвалы. Англия, при всей ее консервативности, оказалась куда более терпимой, чем Америка. Скандалов не было, хотя и тут появлялись какие-то мрачные личности, писали на афишах спектакля угрозы, молча стояли у входа в театр с плакатами на груди.
Бо было скучно. Спектакль шел, актеры играли, зрители аплодировали. Родина Шекспира приняла «Отелло» благосклонно. Он бы, наверное, запил снова или бросил все и уехал куда глаза глядят, хоть в ту же Японию. Почему в Японию, Бо не смог бы пояснить никому, да и самому себе. Просто ему казалось, что эта закрытая от иностранцев на глухой запор, а поэтому загадочная страна — самое место для его скуки.
Но он не уезжал. Более того, он каждый вечер являлся на спектакль и сидел в театре до самого конца.
Бо все еще надеялся.
Уитни была с ним ровна и приветлива ровно настолько, чтобы посторонние ничего не заподозрили. Любая его попытка хоть как-то объясниться с ней мягко, но безоговорочно пресекалась на корню.
— Нет, Бо, это нечестно, — говорила Уитни. — Я не хочу ни о чем говорить без мужа.
Ночной скандал на улице, слава Богу, остался тайной для всех. Бо потом спрашивал себя — жалеет ли он о том, что сделал? О том ночном безумии и последовавшем тяжком похмелье. И каждый раз отвечал себе — нет. Он сделал то, что сделал. Он был бы другим человеком, если бы поступил иначе.
«Это какая-то глупость, — думал он. — Сколько раз в жизни я произносил слово «любовь» и никогда особенно не дорожил им. Где-то в глубине души я не верил в любовь. Это было для меня чем-то вроде сильного влечения. Да, если на нем замкнуться, оно даже может свести с ума. Но как же быстро «любовь» переходит в дружбу, стоит удовлетворить свое влечение. Может быть, и сейчас это нечто подобное? Тем желаннее цель, чем труднее ее достичь? Запретный плод сладок?.. Неужели я вляпался в такую банальность? Нет. Это, конечно, не любовь. Это обыкновенное влечение, но разогретое до высокой температуры. Стоило бы мне один раз переспать с Уитни, все быстро кончилось бы. Но вся беда в том, что это невозможно».
— Хорошо, — сказал Бо Уитни. — Пусть приезжает твой муж. Мне надо с тобой поговорить.
— Не думаю, что это возможно, — сказала Уитни.
— Я оплачу ему дорогу.
— Перестань, Бо, противно тебя слушать. Сол не мелочен, ты же знаешь.
— Да, прости, я сказал глупость. Но мне надо с тобой поговорить.
— Хорошо, я дам ему телеграмму, — сказала Уитни.
— Абсурд! — захохотал Бо. — Я буду ждать твоего мужа, чтобы поговорить с тобой.
Но гастроли в Англии закончились, а муж Уитни так и не приехал.
Труппа переезжала во Францию.
До начала спектаклей в Париже оставалось три дня. Бо объявил эти дни выходными. Актеры устали, надо было дать им передохнуть.
Но на следующий же день Бо пожалел о своей заботливости. От безделия он сходил с ума. От безделия и от мыслей об Уитни.
«Давай-ка, старик, сделаем вот что, — сказал он сам себе, — попробуем трезво взглянуть на предмет нашей страсти. Определить, что нам в нем нравится, а что оставляет желать лучшего. Подвергнем сомнению достоинства, и, может быть, это поможет нам избавиться от иллюзий. Согласен? Согласен».
Как истинный режиссер, Бо и с собой разговаривал в виде диалога.
«— Итак, приступим. Что в плюсе?
— В плюсе… Подожди, а что, собственно, в плюсе? Ну, стройная, ну, милое лицо, ну, большие глаза… Да, руки тонкие, длинные пальцы…