— В субботу? — переспросила Розмари.
— Мадрид отменяется. Вот это да!
— Я еще ни разу в жизни так не скучал.
Она просмотрела уйму заставок и отдельных передач «БД» — трогательные сценарии, добротная съемка и вообще очень красиво, но до высшего класса не дотягивает. Все это посвящалось Энди. В иные мгновенья, когда он говорил с экрана о свечах, ей казалось, будто на лице сына вдруг появляются те, прежние глаза. Розмари отматывала пленку назад и просматривала по кадрам… Нет, ничего. Все те же светло-карие оленьи очи и ее воспоминание — прекрасный тигриный взгляд за миг до поцелуя, до того коварного, ошеломительного поцелуя…
Нет, правда, разве можно его за это осуждать? Бедный одинокий ангел…
Ведь и сама она не похожа на его прежнюю маму… Что бы сказали по сему поводу газеты, журналы и телевизионные «говорящие головы»? Бр-р, лучше и не думать!
Розмари в пятый или шестой раз просмотрела десятисекундный ролик; в нем ее сын был вылитый Иисус — сильный, любвеобильный, да что там — попросту великолепный. Он напоминал, что надо купить свечи в супермаркете или еще где-нибудь и спрятать от детей, и ждать, и снять целлофан одновременно со всем миром как раз перед Зажжением.
В перерыве она смотрела пробы на роль и купюры ид «Унесенных ветром».
Глава 8
В пятницу она мандражировала — все думала о том, как завтра, во второй половине дня, Энди окажется в небе, на высоте в тридцать тысяч футов.
А вечером опустится на землю…
В середине дня Розмари позвонила Джо и договорилась поехать вместе с ним в аэропорт.
— Зал оздоровительной гимнастики, или тренажерный, или что-нибудь в этом роде, — сказала она. — Они ведь, кажется, круглосуточно открыты?
— Конечно. Для лиц обоего пола. Когда собираешься выезжать?
— Сейчас. Хочу размяться. Я малость взвинчена — завтра Энди прилетает.
— Дай двадцать минут. Я тебя там покажу, познакомлю с ребятами и позабочусь, чтобы никто не приставал с вопросами.
— Джо, я не хочу, чтобы из-за меня кому-то затыкали рот, — предупредила она.
— Я всего лишь объясню народу, как надо себя вести. Не волнуйся.
— Прекрасно, — сказала Розмари. — Спасибо. Когда будешь готов, позови. И не спеши.
Потом они бок о бок крутили педали велотренажеров. Джо рассказывал ей о своей «бывшей», с которой прожил больше двадцати лет (ее зовут Вероника, и она торгует недвижимостью в Литл-Неке), и о дочери (Мэри-Элизабет готовится к защите диссертации на экономическом факультете университета Лойолы). Розмари поведала о задуманной ею передаче и о том, с каким удовольствием она примет активное участие в деятельности «БД». И та и другая идеи ему понравились.
Пока он кошмарно истязал боксерскую грушу, Розмари прыгала через скакалку.
— Груша мне не в диковинку, — объяснил Джо, подскакивая, отскакивая, лупцуя. — Золотые перчатки, средний вес.
— А мне скакалка не в диковинку, — проворчала она, разматывая подлую штуковину с лодыжки. — Команда юниоров-старшеклассников штата Омаха, два года в чемпионах.
— Это по фигуре видно, — произнес он, не оставляя грушу в покое.
И снова они бок о бок, но уже на «бегущих дорожках».
— А правда, тут неплохо? — спросил Джо.
— Высший класс! Для подъема боевого духа ничего лучше не придумаешь.
На противоположной стене заполненного тренажерами зала двигался фотоснимок — море солнца и крошечные купальники на рослых молодых женщинах.
Джо, не укорачивая шага, ухмыльнулся и отвел взгляд.
— Не в моем вкусе, — произнес он. — Когда мы с Ронни познакомились, она работала манекенщицей. В первый раз, когда она пошла «налево», я позвонил в отдел розыска пропавших лиц. — Он поглядел на Розмари и улыбнулся. — Мать у меня была, что твое метловище. Ну, ты ведь знаешь нас, парней. «Мне девчонка нужна точь-в-точь как жена моего дорогого папаши».
Розмари, шагая на месте, кивнула и произнесла:
— Да уж, знаю. Еще бы не знать,
Волнение никак не желало улечься. Розмари позвонила Джуди, та оказалась дома и, судя по голосу, в слезах. Услышав приглашение, она аж подпрыгнула.
Джуди появилась точнехонько в восемь — головной платок, суконное пальто с влажными плечами, в руке — большая коричневая хозяйственная сумка от «Блумингдэйл». Под пальто оказалось сари персикового цвета, из сумки вынырнули пластмассовая доска для скрэббла с поворотным квадратом и гнездами под алфавитные косточки, вышитый бисером кошелек с горловиной, затянутой шнурком, два черных лотка, миниатюрные песочные часы в серебряной оправе и, естественно, приборчик для ведения счета.
Они расположились за столом у окна. Сыпал легкий снежок, припудривал кроны деревьев в парке, размывал огни Пятой авеню.
Розмари глянула сквозь очки на «JETTY TR» в своем лотке, постаралась забыть о льде, растущем на крыльях самолета, о проклятых часах на краю стола (песку в верхней половине уже совсем чуть-чуть!) и сгребла косточки в две щепотки. Уложила в гнезда по горизонтали, вышло «JITTERY»[3].
— Двойное «джей», — сказала она. — Дважды по пятьдесят очков.
Джуди постучала по калькулятору — не специальным ногтем, а одним из перламутровых овалов-близняшек.
— Сотня. Для начала неплохо.
— Спасибо. — Розмари посмотрела на нее поверх очков, доставая из кошелька буквы.
Джуди перевернула часы, глянула на доску, поморгала и выстроила слово по вертикали вниз от[4].
— Двойное слово.
Розмари взяла косточки и, не разворачивая квадрата, выложила «FOXY»[5], использовав букву «X» и розовую клетку рядом с ней.
Джуди взвыла, залилась слезами и вцепилась себе в волосы.
— Теперь он мне и скрэббл изгадил! Гляди, что я наделала! «X» возле розовой клетки! Ты победила! Победила! Он мне мозги расплавил! Из-за него у меня не жизнь теперь, а дерьмо! Сглазил меня! Даром, что ли, я это слово набрала?! — Она упала грудью на доску, зарыдала.
— О, милая! — Розмари схватила покатившиеся часы, поставила, поднялась сама, обогнула угол стола и склонилась над Джуди. Погладила по голове, по содрогающейся спине. — Джуди, Джуди… Ни один парень не стоит того, чтобы так из-за него убиваться. Даже если он… А, черт! Это, случаем, не Энди? Это ведь из-за него, да?
Сквозь рыдания прорвались невнятные «да» и «Энди».
Розмари кивнула и тяжело вздохнула. Медленно до нее стало доходить. Сказывается возраст.
Залитая слезами Джуди оторвалась от доски, со щек посыпались пластинки с буквами, но черная косметическая маска сохранилась на удивление хорошо.
— Ненавижу Энди! — выкрикнула индианка и рванула значок. Затрещал шелк, кругляш полетел в окно. — И носила только потому, что не хотела, чтобы ты догадалась! Ненавижу! Сама наделаю значков, пускай все видят, что я на самом деле чувствую!.. О, Розмари! Если бы ты знала правду, если бы ты знала, что делается на девят…
— Тс-с! Тихо! — Розмари крепко обняла ее, принялась успокаивать. — Тихо, милая, все хорошо. Ну-ка, вздохнем медленно, глубоко. Вот так… Славная девочка. Так… Ага, уже лучше. А теперь давай-ка сполоснем личико холодной водой и поговорим по душам. Выпить чего-нибудь не откажешься? Здешний ресторан обслуживает номера, так что если проголодалась, скажи.
Они сидели на диване. Джуди промокала слезы. Розмари внимательно слушала.
— Летом он выступал в Мэдисон-сквер-гардене на сборе пожертвований для пострадавших от наводнения индусов. Я записала свои идеи насчет распределения продовольствия — ну, чтобы порядок навести, и пришла отдать эту бумагу ему лично в руки. И тут между нами проскочила искорка.