Семь лет! Это много. Два года на четвертый десяток пошло Федору Борисовичу. А Скочинскому - двадцать восемь. И все равно кажется: вчера расстались, а сегодня встретятся. Только и всего. Ох, это время! Смотря как его отмерять и чем.
На перроне толпы народа. Смех, говор, пестрят букеты цветов. Каждый кого-то ждет, волнуется. Вот и вагоны, в окнах мелькают лица. Одиннадцатый вагон, девятый, шестой, третий... Стоп! Этот. Почти напротив. А вон и Николай. Смеется, машет и лезет вперед, чтобы выпрыгнуть первым. Он все такой же, только вроде стал мужественнее, покрепче в плечах. Широко расставленные глаза брызжут радостью.
- Федя!
- Колька!
И вот уже тискают друг друга в объятиях. Мускулы как железные.
- Рад?
- До чертиков!
- Ни к одной девчонке так не стремился, как к тебе. Все бросил.
- Да, ты меня здорово удивил...
- Сам себе удивляюсь. Но ведь это наша с тобой мечта. Ты меня заразил своим Маугли.
- Он такой же и твой.
- Едем, значит, в Кошпал?
- Едем. У меня хорошие вести. Мальчишка наш вроде бы живой.
- Неужели письмо прислал?
Дунда улыбнулся шутке:
- Нет, пока за него пишет Голубцов.
- Значит, экспедиция вернется с победой!
- Ну, какая там экспедиция! Нас двое - ты и я.
Полные губы Скочинского выразили недовольство:
- М-м-м... Только и всего-то? Какая же это экспедиция? Да еще научная? Я думал, будет парня четыре, пять. Это было бы солидно...
- Просилась одна девушка.
- Ну?
- Да что ну? Отказал. Зачем это нам? Несерьезно.
- Уж не любовь ли? Да ты вроде не увлекался. Может, скрывал?
Федор Борисович рассмеялся:
- Нет, нет, ничего не скрывал. Пойдем. Что же мы стоим на перроне?
На пути к дому Федор Борисович рассказал о Дине Тарасовой.
- Так, та-ак, - протянул Скочинский, - значит, дочка красногвардейца? Хорошо! Нашей закваски. И что же она собою - хорошенькая?
- Ну, я плохой ценитель женской красоты. Сам знаешь, сухарь. Однако, пожалуй, очень даже мила и особа с характером - в лучшем понимании этого слова.
Скочинский с минуту о чем-то думал, потом сказал:
- А может, и в самом деле надо было взять ее? Втроем было бы веселее.
- Что ты, что ты! Женщину - в горы? Разве ей такое по силам? Забыл, в каких дебрях воевали? Да и не до веселья нам будет. Экспедиция предстоит тяжелая. Зачем же брать на себя лишнюю ответственность? Тем более и денег в обрез.
- Не скаредничай. Хватит денег. Я ведь к тебе тоже не пустой приехал. А третий человек нам не помешает.
Федору Борисовичу не хотелось чем-либо огорчать друга, но тут он решил быть непреклонным:
- Ничего, обойдемся.
* * *
Через неделю Федор Борисович и Скочинский оформили все надлежащие документы, получили деньги и занялись сборами в дальнюю дорогу.
В Ленинграде решили купить лишь самое основное и не громоздкое. Все остальное можно было приобрести в Алма-Ате. Ушло еще три дня. Но зато достали великолепный пятизарядный винчестер и почти новенькую бельгийку с двумя стволами шестнадцатого калибра и третьим снизу - нарезным. Оружие было отличным. Посчастливилось достать брезентовую палатку - вместительную, человек на пять, два спальных мешка, две пары яловых сапог и легкие, но прочные парусиновые костюмы. В третьем месте повезло на рюкзаки и прочие вещи. Одним словом, собрали с миру по нитке.
Когда подсчитали, сколько ушло всего денег, оказалось, что доброй половины уже нет.
- М-да, - почесали оба в затылках. Дорога, пропитание, расходы на месте - все это тоже стоило немалых средств.
- Ничего, проживем! - заверил с присущим ему оптимизмом Скочинский. А вот Дины нам все-таки не будет хватать.
Федор Борисович отмахнулся:
- До нее ли? И так еле-еле.
Больше они о ней не вспоминали. Но она вдруг сама напомнила о себе.
Рано утром Федора Борисовича и Скочинского разбудила хозяйка и сказала, что внизу у подъезда стоит какая-то девушка и просит, когда проснутся ее жильцы, доложить о ней.
Федор Борисович, потирая ладонью заспанное лицо, распахнул створку окна и выглянул. У подъезда, низко опустив голову, стояла Дина Тарасова.
- Вот незадача, - пробормотал Федор Борисович. - Чего ради пришла? Ведь я, кажется, убедил ее...
Скочинский, сидя на полу, на разостланной в углу постели, потер глаза и сказал абсолютно безразличным тоном:
- Выгляни и скажи: пусть уходит.
Федор Борисович пришел в еще большее замешательство:
- Да как это так?
- Да так, очень просто, - посоветовал друг. - Скажи еще раз, что в помощниках мы не нуждаемся, что мы люди трезвые, романтики не признаем и вообще не понимаем ее бескорыстия. Словом, нагороди чего-нибудь. Она и уйдет.
- Нет, я серьезно...
- Ну, если серьезно, тогда нам надо покупать третий спальный мешок. Скоты мы с тобой, Федя, вот что, - заявил Скочинский. - Человек, возможно, ставит на карту все свое жизненное благополучие во имя нашей бредовой затеи. Может, она верит в наш успех больше, чем мы сами, а мы, как последние кретины, сидим и думаем, как ее отшить. Воспитанные, образованные люди! Тьфу! Заставляем женщину ждать...
В мгновение ока Скочинский оказался на ногах, надел брюки и, глянув через окно вниз, побежал умываться.
Федор Борисович волей-неволей последовал его примеру. Спустя пять минут, раскидав по углам где попало сваленные вещи, наспех застелив одеялом железную койку, они приготовились встретить раннюю гостью.
И вот девушка вошла, растерянно поздоровалась и столь же растерянно огляделась, видя наспех прибранные тюки.
- Присаживайтесь. - Скочинский скинул с единственного стула в комнате набитый рюкзак.
Дина села.
- Простите, что в такой час, - сказала она, - но я пришла проститься и пожелать вам счастливого пути. Не сочтите это за нескромность. Я... не могла иначе. Через неделю уезжаю к себе в Тамбов...
Она глядела на Федора Борисовича, Скочинский же не сводил глаз с нее и, слыша ее голос, видя ее немигающий взгляд, устремленный на друга, почти физически ощущал, что он будет последним дураком, если сейчас же все не перевернет по-своему.
Он отошел к окну и прервал ее:
- Скажите мне честно: вам очень тяжело было решиться на этот визит?
Она перевела на него все тот же прямой, пристальный взгляд:
- Да, это далось мне нелегко.
Скочинский нагнулся и поднял с пола сверток со спальным мешком.