С родными Оскар стыдился откровенничать, но среди чужих, где не чувствовалось угрюмого духа Клявов, он иногда преображался до неузнаваемости.
В субботу вечером Оскар, никому не сказавшись, вышел из дому. Перед этим он побрился и надел праздничный костюм. Полная луна поднималась над горизонтом, ярко освещая дорогу. Было около двадцати градусов мороза, и сухой снег громко скрипел под ногами. Дойдя до дома Зенты, Оскар остановился возле куста сирени и стал ждать. Войти в дом он не решился, потому что ни разу еще там не был.
Вскоре вышла Зента. Они поздоровались и стали прогуливаться возле дома.
— Ты, наверное, идешь к Дунисам? — спросила Зента.
— Разве там опять что-нибудь устраивают?
— Как будто сам не знаешь…
— Да нет же, откуда мне знать, я всю неделю провел в море.
— Ты только послушай, как играют, — сказала Зента, останавливаясь, чтобы лучше расслышать звуки гармоники, долетавшие с конца улицы. — Сейчас еще рано, только начинается. Потом будет слышнее.
Дети Дунисов давно разбрелись по всему свету. Старший сын уехал в Америку, второй ушел с латышскими стрелками в Россию, младший утонул во время лова на глазах у родных, а дочь жила в Риге. По субботам одинокая чета с удовольствием уступала большую комнату молодежи, которая собиралась повеселиться после тяжелой рабочей недели.
Оскар пристально посмотрел на Зенту.
— А может быть… Тебе не хочется пойти туда?
— Ну, куда мне, разве можно, — ответила девушка. — Я ведь еще не конфирмована. Мать будет браниться…
— По правде сказать, мне тоже не хочется идти, — сказал Оскар. — Без потасовки и на этот раз не обойдется, так уж у нас заведено.
Зента поняла, что промахнулась, и опустила глаза.
— А там, наверно все-таки весело?
— У Дунисов? Да на чей вкус. Играет гармоника, танцуют, поют, девушки сплетничают друг про дружку…
Зента молчала. Оскар заглянул ей в глаза и улыбнулся.
— Тебе не холодно, Зента?
— Нет, так разве — чуть-чуть…
— Ну, сходим тогда. Там тепло, ты погреешься. А если не понравится, уйдем.
Зента беспокойно оглянулась, как будто кто-нибудь мог подслушать их разговор.
— Я, право, не знаю… Мать еще рассердится. Разве на одну минуточку…
— Ну понятно, на одну минутку, пока ты согреешься.
Они пошли вниз по улице. На дворе у Дунисов весело лаяли собаки. За освещенными окнами двигались головы и плечи танцующих.
У самых дверей Зента замешкалась. Шум голосов, доносившийся изнутри, испугал ее. Одна мысль о том, что ей придется войти в комнату и на какой-то момент привлечь все взгляды, привела девушку в замешательство.
— Не знаю как… Стоит ли заходить… — шептала она, пятясь в тень. Но Оскар уже открыл дверь — отступать было поздно. С чувством смущения и в то же время любопытства она переступила порог.
7
Танцы были в самом разгаре. В углу, на маленьком столике, стоял патефон. Под резкий скрип тупой иголки заигранная пластинка оглашала комнату звуками старомодного фокстрота. Голос певца заглушали шарканье ног и говор танцующих. На полу, рядом с патефонным столиком, стояла гармоника. Ее владелец, Екаб Аболтынь, вышел в соседнюю комнату, где старики играли в карты и подкреплялись водкой.
На вошедших никто не обратил внимания. Оскар помог Зенте снять пальто и, заметив у окна свободное место, повел туда девушку, маневрируя между танцующими парами.
— Ну как, нравится тебе здесь? — спросил он ее. — Правда весело?
Зента улыбнулась, и ничего не ответила.
Большинство парней уже успело выпить. Усталые, с раскрасневшимися потными лицами, они вызывающе, с выражением собственного превосходства посматривали по сторонам. Стоило одному слегка задеть во время танца другого, как тот вспыхивал от гнева и угрожающе тряс головой вслед настороженному приятелю. Девушки успокаивали партнеров, стараясь развести их в разные стороны, но это еще сильней разжигало боевой задор.
Из соседней комнаты доносились хлопанье пробок, звон бутылок и стаканов, громкие хвастливые речи, временами прерываемые взрывами смеха и возгласами картежников. Оскар расслышал и голос отца.
Фокстрот кончился. Охмелевшие танцоры, вытирая потные лбы, разошлись по углам. Некоторые вышли во двор. Но танцевальный зуд уже не давал ногам покоя, перерыв казался слишком долгим, и парни бросились разыскивать Екаба Аболтыня.