— Привет, матушка.
Ильмерь обернулась, вдевая сережку. На пороге стоял Волх. Он нагло подбоченился, прислонившись к дверному косяку.
— Что ты здесь забыл? — холодно спросила Ильмерь.
— Пришел тебя повидать.
— Ну, повидал — и проваливай.
— А я еще не насмотрелся.
Ильмерь промолчала, только глаза у нее посветлели от бешенства.
— Странное дело: ты и в одежде хороша, матушка, — прищурившись, сказал Волх. Ильмерь вскочила.
— Ты, змееныш, — процедила она, подходя к Волху вплотную. — Не смей звать меня матушкой. Не смей приходить сюда. Убирайся! Прочь!
Волх засмеялся, запрокинув голову. А потом одним рывком привлек Ильмерь к себе и прижался губами к ее губам.
Ильмерь опешила от неожиданности. Но — только на мгновение. Затем Волх ощутил острый укол у себя под ребрами. Он выпустил женщину и даже отступил на шаг. Ильмерь тяжело дышала, поводя тонкими ноздрями. В руке она сжимала нож. Другой рукой она демонстративно с отвращением вытерла губы. Она хотела подобрать самые обидные, самые убийственные слова, но не могла: гнев мешал ее мысли. Волх снова рассмеялся — удивленно, недоверчиво и немного грустно. Когда он ушел, Ильмерь в досаде метнула нож в стену. Тонкое лезвие легко вошло в дерево.
Волх шел, шатаясь, как пьяный. Он тоже пытался стереть вкус теплых и твердых губ. В его душе все смешалось. Ты покусился на мать, преступил древнейший запрет — обвинял один голос. Какая она мне мать? — огрызался другой. — Она просто отцова наложница. Отчего бы отцу не подарить ее мне, когда надоест? Волху кружила голову опасная смесь: стыд, обида, надежда…
А вслед ему смотрели два незамеченных свидетеля этой сцены.
— Что скажешь, княгиня? — спросил Хавр.
Шелонь поднесла руки к горящим щекам. Какой срам… Так вот к чему откололся конец коловрата… Нет, она, конечно, сразу поняла, что сын влюблен. В хорошую ясноглазую девушку, которую она через год-другой с радостью назовет дочерью. Но не в эту, не в эту!
— Теперь ты запросто вернешь князя, — вкрадчиво шепнул Хавр. — стоит только рассказать…
Шелонь гордо подняла голову, опустила веки. Высокая, она была почти вровень с русским воеводой.
— Я не собираюсь наговорами портить чужое счастье, как сделали со мной, — твердо сказала она. — И ты, если друг князю, не рассказывай ему об этом.
Волх не мог больше находиться в отцовских хоромах. Его преследовал удушливый запах жарева, от которого тошнило. Хотелось холодного ветра в грудь. Он рванул ворот рубахи и выбежал на крыльцо.
— Эй, полегче! Разве ты слепой как крот?
Незнакомый рыжий парень, которого он толкнул, сердито уставился на него. Он говорил со странным акцентом, но Волху сейчас было не до таких мелочей. У него внутри все дрожало, как струна на гуслях, — только тронь.
— Я тебе сейчас покажу крота, — тихо сказал он незнакомцу. Какая удача: живой, реальный враг, которого можно бить, бить и бить! Он вцепился противнику в горло руками, тот спиной назад полетел с крыльца, Волх — на него, в осеннюю размокшую грязь. Они дрались, как две дворняги. Ни о каком воинском этикете Волх не вспоминал. Бить, бить и бить! Но соперник его тоже не растерялся. Меткий удар в челюсть, искры из глаз — и Волх сквозь туман увидел, как враг заносит над ним руку с булыжником.
— Хорошо, что ты там собирался показать мне? — усмехнулся он, сплевывая кровь. Волх инстинктивно заслонился от удара.
— Хорошо, я прощаю тебя, — заявил рыжий. Отбросив камень, он встал, кое-как отряхнулся от грязи и куда-то ушел. Волх, заскрежетав зубами, закрыл разбитое лицо. Скулодробительный удар выбил все мысли об Ильмери из его головы. Надежное оказалось средство от любовной тоски… Сейчас Волх мечтал только о том, как расквитаться с обидчиком. Пусть не думает, что княжича можно безнаказанно валять в грязи! Поединок. На мечах. Насмерть. И пусть победит сильнейший! Кто это будет, Волх не сомневался.
— Княжич! — раздался укоризненный голос. — Ты что, на пир в таком виде собрался? Отец тебя ждет, рассчитывает на тебя, ему принимать важных гостей, а ты… Бедный, бедный Словен! Его старший сын валяется в грязи, точно свинья!
Хавр смотрел сверху вниз на распростертого Волха, и зрелище это очевидно доставляло ему удовольствие. Волх зажмурился. Сейчас он так зол, что может сразиться с целым миром. Но он не самоубийца, чтобы драться с Хавром. Не сказав ни слова, Волх поднялся и отправился переодеваться.
Нежилую часть княжьих хором называли столовой избой — потому что там находился стол, княжье почетное место. Столовая изба заслоняла собой покоевые, жилые хоромы и была двухэтажной. На первом этаже Словен собирал свою дружину на пиры и советы, там же он принимал гостей. На втором этаже собирались старейшины. Если бы в Словенске чудом появился гость из будущего, он обязательно пошутил бы насчет верхней и нижней палаты.
Сегодня гуляли внизу. Гусляры негромко щипали струны. На столах дымилась еда. Начиналась торжественная часть праздника.
Князь Словен восседал на престоле. За спиной, облокотившись на спинку кресла, стоял Хавр. По правую руку от отца переминался с ноги на ногу Волх — умытый, одетый в чистое, но с ссадиной на щеке. По левую руку, на резном креслице сидела Шелонь. Она то и дело ловила за руку Волховца, который норовил стянуть вкусненькое со стола. Ильмерь стояла на пару шагов позади нее.
Громко топая, в палаты вошли даны. Купцов возглавлял Хрут Большой Карман — здоровенный, косматый, с пузом, как у беременной женщины, и раскатистым хохотом.
Среди спутников Хрута Волх узнал своего недавнего обидчика. Рыжий парень тоже увидел Волха. От только сейчас понял, на кого нарвался, но глаз не опустил и посмотрел на княжича с вызовом. Волх был рад. Пусть Хрут хоть трижды гость отца, к рыжему это не относится. Он явно здесь сбоку припеку. Сегодня же, после пира…
— Долгих тебе лет, князь! — проревел Хрут. — Спасибо, что не побрезговал нашими дарами. А за то, что ты добр к моему брату, я привез тебе особый подарок. Бельд!
Рыжий встрепенулся, как пес, услышавший свою кличку. Он передал Хруту какой-то сверток, который дан торжественно возложил к ногам князя. Словен развернул подношение, и гости ахнули: это оказалась шкура диковинного зверя. Густой белый мех расчерчивали ярко-коричневые полосы. Словен восхищенно погладил шкуру, потом показал Шелони. Та провела по нему ладонью и вежливо улыбнулась Хруту.
— Очень красиво! Что это за зверь?
— Белый тигр, княгиня! — довольно оскалился дан. — Зверь лютый и редкий даже в той далекой стране, откуда мне привезли эту шкуру. А это мой раб, Бельд, — кивнул он в сторону рыжего. — Сын кёрла из Сассекса. Мои люди сожгли его деревню. Он гонористый, как лис, но служит мне исправно. Я много его бил.
Хрут простер огромную волосатую лапищу. Бельд привычно наклонился, хозяин потрепал его по голове, как пса, и оттолкнул. Бельд снова встретился взглядом с Волхом. Ну что, ты рад моему унижению? — спрашивали его глаза.
Нет, Волх был не рад. Он был ошарашен и разочарован. И как он сразу не заметил рабского ошейника на рыжем? Поединок отменялся. Он не мог драться с рабом. За обиду, причиненную ему Бельдом, он мог требовать удовлетворения от Хрута. Но Волх никакого желания не имел драться с даном, от которого воняло, как от медведя. Он должен драться с этим рыжим — и точка!
Князь Словен беседовал еще какое-то время с Хрутом — о ценах на заморские товары, о планах на будущий год, а потом объявил начало долгожданного пира. Гости радостно загудели, набрасываясь на еду и питье. Челядь сбивалась с ног, разнося меды.
Волх ничего не пил. Он ненавидел пиры, ненавидел сальные, красные рожи, пьяный гогот, женские визги. Ненавидел хвастливых существ, в которых превращались дружинники его отца — обычно такие скупые на жест и слово. Его друзья вели себя не лучше: корчили из себя великих воинов, даже когда еле стояли на ногах. А сегодня ему было особенно тошно. Он вообще никого не хотел видеть.
А чего бы он хотел? Выйти на берег реки. Чтобы городские огни — за спиной. Впереди — темная бездна, пахнущая водой и лесом. Тьма подхватывает его, возносит к беззвездному небу… Он захлебывается одиночеством и тоской. И вдруг на берег выходит она. Ей тоже захотелось прогуляться. И никаких разговоров. Она просто пройдет мимо. Один великий миг, который сделает их ближе… А потом ей вдогонку побегут заполошные подружки и рабыни. Дуры.