— Ха! Вот уроды! — выругался Клянча. — Ты смотри: вытянули рыла, как бараны. Сейчас этот упырь назовет какую-нибудь девчонку, и все разбредутся, довольные, что мимо пронесло.
— Этого не может быть, — процедил сакс. От разочарования он чуть не плакал, чувствуя, что его затея на грани провала.
— Да так и будет! Это вчера небось каждый бил себя пяткой в грудь и кричал: да я, да держите меня семеро.
— Но у каждой девчонки есть братья, есть отец, жених, может быть. Что же, они не вступятся?
— А сейчас опять найдется какая-нибудь сирота.
И сирота нашлась. В толпе обозначилось движение. Двое русов, расталкивая народ, волокли к крыльцу отчаянно упиравшуюся Туйю.
— Твою мать! — выругался Клянча. Бельд побледнел до испарины.
— Проклятый Хавр, — прошептал он. — Волх, умоляю: только без глупостей. Сейчас я соображу, что нам делать…
Волх не расслышал его слов. Его вообще одолел какой-то столбняк. Он смотрел, как Туйя вертится ужом в руках двух могучих мужчин, и ничего не чувствовал. Разве только недоумение: кто сказал, кто решил, что этот комок плоти, оставшийся от глупой и нелюбимой женщины, — его дочь?!
— Не смейте! Не троньте!
Это Сайми откуда ни возьмись вылетела на площадь. Будто во сне, Волх увидел, как она с неженской силой толкает русов, как Туйя тянется к ней.
— Вот дура, — простонал Бельд. Потом похлопал Волха по плечу: — Я сейчас.
— Слушайте, — заявила Сайми. — Эта девочка — Велесова внучка. Перун не поблагодарит нас за такую жену.
— Очень даже поблагодарит, — усмехнулся ясновидец. — Велес украл Перунову жену. А Перун заберет себе Велесову внучку. И бог доволен, и нам не жалко. Всем хорошо.
— Но… Но… Но она же совсем ребенок! — воскликнула Сайми с ужасом и гневом. Она сжимала пальцы на детских плечах, а сама думала: только бы он промолчал. Ну что ему стоит, он же ее не любит, только бы промолчал! Думала — и считала себя преступницей за такие мысли.
Но из толпы вдруг крикнули:
— А ты, Волх Словенич, чего застыл? Ты же ее отец! Чего молчишь? Неужели ты дашь им убить ее? — подбоченилась все та же злая баба.
Медленно, туго внимание толпы обращалось к Волху. Люди как будто только сейчас заметили его присутствие. Но постепенно сотни глаз требовательно вперились в него.
Клянча заелозил шапкой по лбу.
— Вот сейчас бы им что-нибудь сказать, Волх Словенич. Куда этот дурень сакс-то запропастился?
— Надо выйти на крыльцо и бухнуться на колени, — предложил Мичура. — Попросить людей за дочь. Да пожалостливей, чтоб бабы на весь город завыли.
Волх не слушал их. Он резко повернулся на пятках и зашагал к лестнице. Что им двигало? Он сам не знал. Просто не хотел и не мог оставаться трусом и дураком, мозолящим нос у окна.
У выхода на крыльцо, словно прячась от солнца, стоял Хавр. Он, как всегда, был величественным и страшным, и ветер шевелил бычью шкуру у него на плечах. Когда их глаза встретились, рус усмехнулся, как будто только и ждал появления Волха. Но ничего не сказал. И такой, молчащий, он был опасней всего. Волх сузил глаза, чтобы взгляд Перунова жреца не проник в его душу — и вышел к людям.
Толпа плескалась у его ног. Одним глотком Волх выпил это людское волнение, и оно подействовало на него, как чудо-зелье. Он позабыл все на свете — друзей, Ильмерь, самого себя. Ему захотелось одного — безоглядно отдать себя людям. В этот миг он страстно любил их всех, каждое лицо в толпе — и злую, горластую бабу, и козлобородого старичка с бельмом на одном глазу и недоверчивым взглядом другого, и верзилу, сложившего кренделем волосатые руки, и рябого мальчишку, зачем-то увязавшегося за взрослыми. Ему казалось, вот-вот — и ноги его оторвутся от крыльца. И тогда людское дыхание понесет его над городом, как на крыльях… Сердце билось радостно и тревожно. Не то ли чувствовал царь Леонид, уходя сражаться за родную Спарту? Верность храня до конца воле сограждан своих…
— Словене! — крикнул Волх, и майский ветер подхватил его звонкий, молодой голос. — Скажите мне, кто правит городом?
— Твой брат, Волховец, — басисто отозвался кто-то.
Волх резко вытолкнул вперед бледного Волховца.
— Ты не шутишь? Вот он? Этот мальчишка правит вами?
Толпа загудела.
— Или может быть… — Волх оттолкнул брата и обернулся к ясновидцу, да так яростно, что старик поднял для защиты клюку. — Или может быть, вами правят эти трухлявые старцы?
— Старики говорят с богами, — возразила толпа на разные голоса.
— Ага! — Волх торжествующе погрозил пальцем. — А с чьими богами они говорят? Кто помнит, с каких пор Перун стал нашим богом?
— Все помнят! С тех пор, как твой отец Словен нанял на службу русов!
— Он мне не отец, ну да ладно… И этому чужому богу, явившемуся с чужаками, с наемниками вы готовы платить кровавую дань? Сегодня Перуну понадобилась в жены моя дочь, завтра он потребует ваших сыновей себе в дружину… Так кто же действительно правит городом?
И тут толпа взорвалась.
— Верно! Верно! Что русам хорошо, то словенам смерть!
— Мы хотим сильного князя, чтобы русов держал в узде!
— Не за тем мы за Словеном от самого моря шли, чтобы нас здесь наемники продали в рабство!
Русы схватились за оружие. Туйю в суматохе отпустили, Сайми подхватила ее на руки, и толпа сомкнулась за ними. Тяжело дыша, Волх чувствовал: людское настроение сейчас как горячее железо на наковальне. Каждое слово меняет его, как удар молота. И надо ковать, пока горячо.
Хавр тоже это понимал. Он шагнул вперед, сохраняя великолепное спокойствие.
— Тише, тише, словене. Вы, наверно, забыли, зачем князь Словен позвал нас на службу. Если мы уйдем, явится чудь или весь, нападет на город посреди ночи, всех вас во сне перережут, заберут ваших жен. Пока мы здесь, вы в безопасности под крылами могучего Перуна. А княжества вашего нам не надо. Вот ваш князь, — Хавр дернул Волховца себе. — Дайте время, он возмужает, освоится…
— А Волху кто время давал, когда он свой город строил? — раздался в толпе одинокий голос. Волху он показался знакомым. Бельд?
— Вот был бы князь, а, словене? — мечтательно произнес этот голос. — Ну-ка: Волха хотим! Волха в князья!
И тут же одинокий крик подхватило множество глоток.
— Волха хотим! Правь нами, Волх!
Лицо Волха горело, а сердце отчаянно билось. Он никогда еще не был так счастлив. Ни власть над стихиями, ни долгожданные объятия любимой женщины — ничто не дарило ему такого упоения и полета.
— Он настоящий колдун, — с восторгом прошептал Бельд на ухо Сайми.
Она рассеянно кивнула, передавая ему Туйю с затекших рук. Ей было не оторвать глаз от невысокой и беззащитной фигуры на краю крыльца. Но этот растрепанный юноша сейчас был всесилен. Его слова падали в самое сердце толпы, потому что он говорил то, что люди хотели услышать.
— Словене! Вы сами сказали и сами все решили. Вы оказались смелее Словеновой дружины, без боя отдавшей город русам. Я буду вам хорошим князем. Мне не нужны советчики. Еще таким, как он, — кивок на Волховца, — я стал править целым городом. Наемники явились нас убить, потому что боялись нас. Теперь они мертвы, а мы здесь. Но и многие из словенских парней навсегда остались по ту сторону реки. И я не хочу, чтобы сородичи их убийц правили нашим городом. А вы этого хотите?
— Нет! Нет! — взревела толпа.
— Нет… — прошептала со всеми Сайми, как в забытьи. Бельд с досадой на нее покосился. Вот ведь, такая умница, а влюблена, как полная дура… Но как его не любить? Глядя сейчас на Волха, Бельд вспоминал легенды своей родины. Истинный король, или князь, обладает особой силой, способной вытащить меч из камня. Или повелевать толпой, внушая не страх, а любовь. Это магия…
— Хавр, пожалуйста, пусть он будет князем! Я больше не хочу!
Это взмолился срывающимся голосом Волховец. Толпа на мгновение затихла, а потом зашлась нервным хохотом. Осмелев от собственного смеха, люди начали в открытую поносить русов. Те в ответ свирепо щерились, сжимая мечи и ожидая только знака своего предводителя, чтобы дать отпор. Словенская дружина глупо таращилась по сторонам, не зная, что делать и чью сторону принять. Зато простой люд не растерялся. В руках откуда ни возьмись появились дубины и палицы — проверенное оружие уличных драк. Назревала большая резня.