Провожать Волх не пошел. Ему больше нечего было сказать ни жене, ни другу. К тому же какая-то трусливая часть его души хныкала: на кого вы меня, сволочи, покинули? Почему так легко дали себя уговорить? Это было нечестно: своим отъездом Сайми и Бельд платили ему трудный долг любви и дружбы. Пожалуй, им еще тяжелее, чем ему. Не надо мучить их своими сомнениями.
Но отъезд Сайми и Бельда снял лишь часть груза с души Волха. Там, внизу, среди воев сейчас полно его побратимов. В плену — Боян. А на Перыни — мать. И где найти такой корабль, чтобы смог увезти весь город к новым, безопасным берегам?
«На этом берегу ты можешь все. Помни об этом, когда снова перейдешь реку…»
Волх вздохнул и завистливо покосился на другой берег. Вот там он был почти всемогущим. Там его слушались стихии. Земля и вода вместе с ним сражались против врага, ветры слушались мановения его руки… Там он сумел бы защитить всех, кто ему дорог. А по эту сторону реки им остается полагаться на собственные силы. Но кто сказал… Волх внезапно задохнулся влажным весенним ветром… Кто сказал, — продолжал он думать и не смел додумать до конца, хватаясь для храбрости за оберег… Догадка была такой ослепительной, что у него защипало глаза.
— Кто сказал, что я должен оставаться на этой стороне?!
Волх выкрикнул вслух эти слова, с восторгом вслушиваясь в собственный голос. Он разжал кулак — на ладони остался деревянный обломок. Последний конец коловрата откололся, и на веревке теперь болталась круглая сердцевина. Волх беспечно засмеялся, глотая снежинки.
Чья-то ладонь опустилась ему на плечо. Не оборачиваясь, Волх пожал эту руку.
— Да-да, я уже сам все понял, отец.
На Волха дохнуло теплом — как от коровьего бока.
— Ты уверен, что все понял? — печально спросили сзади.
Волх нахмурился. Странное ощущение — как будто он был не вполне честен сам с собой. Не обманывал — просто недоговаривал, потому что боялся признать… Обломок оберега нетерпеливо царапнул руку. Волх вздрогнул и вздохнул.
— Ну уж теперь чего не понял — того не понял. И ты мне сейчас не говори, а то передумаю.
Сзади послышался тихий вздох, и плечо тут же опустело. Волх рискнул обернуться — но за спиной у него никого не было.
Теперь — вниз. Он бежал по колено в мокром снегу, и в лицо летел снег, и снег этот был по-весеннему прекрасен.
Расталкивая воев, он орал:
— Клянча! Мар! Где вы, леший вас побери?
Словенский и русский воевода догнали князя у самой воды. Лицо Мара было усталым и обреченным. Клянча воинственно скалился, запах близкой битвы будоражил его кровь.
— Клянча, — начал Волх, осторожно подбирая слова. — Ты помнишь, что мы с тобой братья?
Клянча нахмурился и кивнул.
— И ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу?
— Сделаю, Волх Словенич, — пожал плечами воевода.
— Тогда вот, — Волх протянул свой меч рукояткой Клянче. Тот попятился.
— Ты чего…
— Бери. Я хочу, чтобы ты возглавил эту битву вместо меня. А ты, Мар, служи ему так, как служил мне. А если… когда в Новгород вернется мой сын, вы поможете ему принять княжество. А если вернется дочь… — Волх досадливо вздохнул, — то поступите с ней так, как сами решите.
— Ты что это затеял, Волх Словенич?
Клянча все еще не решался взять меч и растерянно смотрел на Волха.
— Я иду на тот берег, — улыбнулся тот.
— Как идешь?! На чем? — опешил Клянча, глядя, как льдины сшибаются на гребне реки.
— На своих двоих, — пожал плечами Волх. — И если ты мне брат, то ты и сам мне не помешаешь и другим не позволишь. И лишних вопросов не будешь задавать.
— Ты, князь, похоже, с ума сошел от страха, — сердито заявил Мар. — Блажишь. Нашел время!
— Нет, погоди, здесь не то, — остановил его Клянча. Он наконец взял меч и хмуро сказал:
— Я сделаю то, о чем ты просишь. Только…
— Молчи. На-ка, и это отдашь Бояну на память.
Волх сорвал с шеи веревку и сунул Клянче в руку деревянный обломок, в который превратился оберег. Затем он быстро сбросил плащ, расстегнул пояс, стянул сапоги и остался в одной рубахе. Вот теперь белая была бы кстати, — подумал он.
Мар кричал что-то Клянче, Клянча орал в ответ. На берегу стали собираться вои и дружинники. Волх больше не оборачивался. Он не отрывал глаз от замершего в ожидании леса на том берегу. Словно повинуясь его взгляду, льдины выстроились зыбким мостом. Не раздумывая, Волх прыгнул на ближайшую, зашатался, но равновесие удержал. Еще прыжок, еще… Лед трещал и кренился у него под ногами, а между льдинами грозно чернела вода.
Еще немного — столько и еще полстолька — и он достигнет гребня реки… Берег казался совсем близким, Волх уже видел все пятна на березах, и голова его закружилась. Он словно возвращался домой… Еще прыжок, это так легко…
— Отец! Отец! Я здесь! Я живой!
Маленькая фигурка на берегу прыгала и махала рукой. Вокруг мальчика суетились волки, пытаясь оттащить на безопасное расстояние от реки.
Волх не поверил своим глазам. Он застыл на льдине, не обращая внимание, как швыряет ее вода. Боян жив и свободен! Это чудо. А значит, ничего невозможного нет.
Совершенно счастливый, Волх ступал по льдинам, как по собственному крыльцу. Он даже не смотрел под ноги, потому что наглядеться не мог на потерянного и вновь обретенного сына. Одна из льдин накренилась, нога его поскользнулась, он обломал ногти, цепляясь за льдину, и мигом оказался по грудь в воде. Холод безжалостно стиснул грудь. Течение подхватило Волха и потащило вслед за ледяным крошевом. Захлебываясь, он пытался еще раз увидеть город и лес, он вертел головой, но вокруг был только лед.
Вода жгла холодом, лед резал до крови, мышцы надрывались в борьбе с рекой. Боль перемалывала тело, и с каждым ее ударом в памяти вспыхивали лица и образы. Снова золотой лист запутался в мокрых черных волосах. Снова алая кровь лилась на белый снег завоеванного города. Снова загорались на солнце разноцветные шелка, и мировое древо вырастало в Вырей. Снова новорожденный мальчик, сморщив красное личико, кричал у него на руках.
Воспоминаний становилось все больше, а ощущений — все меньше. Боль ушла, шевелить руками и ногами стало лень, и что-то мешало всплыть на поверхность — то ли дно льдины, то ли просто толща воды. В сердце заметался запоздалый смертный страх. Так вот о чем говорил Велес у него за спиной! Но страх быстро ушел, и Волх совершенно согласился со своей участью. Ведь жизнь — не слишком большая плата за дары богов. И вот в последний миг между жизнью и смертью, когда все бы отдал за последний вздох, да только отдавать уже нечего, — Волх наконец почувствовал, что его тело становится чем-то иным.
Но с берега видели только, как скрылась под водой его голова.
— Как же это… Что за… — орал запыхавшийся Булыня. — Он же утоп! А вы-то что стояли, как истуканы?!
— Отчудил ваш князь, — проворчал Мар. — Хотя на его месте любой мог умом тронуться.
— Парни, но Волх сам велел ему не мешать, — еле слышно пробормотал Клянча.
— Не велел… Эх ты! — Булыня с досадой толкнул его в грудь и закрыл лицо руками.
Клянча, бледный до испарины, сжимал непривычную рукоятку княжеского меча. Он не пытался защищаться от упреков и с ужасом думал, что ошибся. Он поверил, что Волх собирается совершить какое-то чудо, но по всему выходило, что князь действительно сошел с ума и просто утопился у всех на глазах.
Но времени горевать у них не оказалось.
— Идут! Идут! — закричали часовые.
Горизонт вздрогнул от зловещих ударов барабанов. Из-за речного поворота показались первые вражеские корабли.
Росомаха со своей ладьи наблюдал, как вырываются вперед ладьи, несущие ударный отряд. Глядя на их стройные силуэты, он зажмурился от удовольствия, как сытый кот. Как ему нравилось обладать такой силой и красотой! Особенно хорош был корабль-стрелок. Его команда работала слаженно, как один человек. Грозный брюшной лук-арбалет был похож на затаившегося в засаде хищника.
Прикрыв ладонью глаза от липкого снега, Росомаха вычесывал взглядом словенский берег.