— Приведите грека, — велел Хавр.
Двое русов под мышки притащили Спиридона и бросили его на колени перед жрецом. С того места, где стоял Волх, хорошо была видна блестящая от пота лысина грека, окруженная жидкими колечками волос.
— Вот чужак, — объявил Хавр. — Он жил с нами, ел наш хлеб, но не верил в наших богов. Я думаю, настало время призвать к его совести. Давай, грек. Сними свой крест и признай Перуна своим господином.
— Ни за что! — решительно ответил Спиридон. — Я лучше умру, чем предам свою веру!
— Вот краснобай! — удивился Клянча. — А я думал, он труслив, как заяц.
Сердце Спиридона и в самом деле сейчас частило, как у зайца. Заученные слова, которыми он рассчитывал купить жизнь и свободу, жгли ему горло. Из всех ролей роль мученика за веру подходила ему меньше всего. И хоть он говорил свои слова понарошку, ему все равно было страшно. Кому, как не ему, книжному червю, знать магическую силу слов?
Хавр не объяснил, зачем ему понадобился этот спектакль, но Спиридон и сам догадался. Эта догадка не делала ему чести. Но надо было продолжать игру — отрабатывать свою свободу.
Спиридон шмыгнул носом и заявил:
— Никогда и ни за что не поклонюсь я твоему дикарскому богу!
— Вот как? — усмехнулся Хавр. — Ну, как знаешь. Тогда твоя смерть будет угодна Перуну. Громовержец! Тебе посвящаю я кровь этого нечестивца!
Хавр ухватил Спиридона за волосы и повернул его лицо к зрителям. Жертвенный нож блеснул у самого горла. По толпе пронесся единый вздох ужаса. Все видели, как Хавр убивал женщин, решивших последовать за мужьями в Вырей. Но даже старики не помнили, чтобы человека приносили в жертву богам.
— Он что, совсем спятил?! — Волх рванулся вперед. Но Клянча и Бельд вцепились в него мертвой хваткой.
— Не смей! Ты слово дал!
Хавр терпеливо держал паузу. А потом склонился над греком.
От его ласковой, ободряющей улыбки у Спиридона свело зубы.
— Хавр, я сделал все, как ты сказал!
— Увы, этого оказалось недостаточно, — вздохнул жрец. — Ты плохой лицедей. Зверь не попался в ловушку. Но я помогу тебе быть убедительным…
И тут Спиридон отчетливо понял, что никогда больше не увидит родного Эфеса. Он заплакал от обиды, потому что не хотел умирать здесь, на диком севере, по пояс в грязном снегу.
— Хавр, ты обещал! — взмолился он охрипшим голосом.
— Конечно, конечно, — кивнул жрец. — Я обещал тебя отпустить. Иди на все четыре стороны.
Нож совершил едва уловимое танцующее движение — и тело Спиридона рухнуло ничком у алтаря. В последний раз мелькнула перед глазами и рассыпалась золотая пыль эфесских улиц.
— Пошли, пошли отсюда.
Друзья волокли Волха прочь, сквозь беснующуюся толпу. Он бился у них в руках.
— Сволочи! Уроды! Какого лешего вы мне помешали? Прочь пошли!
Сайми робко коснулась его плеча.
— Волх, мы…
— Не смей меня трогать, дура! — взвился Волх. — Убирайся! И не ходи за мной, как собака! Достала! Видеть тебя не могу!
Он вырвался и побежал к терему.
Сайми застыла, закрыв лицо руками. Щеки у нее горели, как от пощечины. Только сейчас она поняла, как сильно надеялась, что между ней и Волхом что-то изменилось к лучшему.
— Красавица, это он сгоряча… — неуверенно начал Бельд. Ему стало так ее жаль, что он попытался ее обнять. Но Сайми резко оттолкнула его и пошла прочь. Слезы ручьем катились из глаз, но у нее уже не было сил их стесняться.
Этим вечером Волх пил один. Клянча попытался было к нему подойти, но чудом увернулся от пущенной в лоб чаши. После этого никто уже не хотел рисковать. Только Сайми то и дело возвращалась к его дверям. Там она стояла незамеченной, грызя кулак от обиды и тревоги. Она вспоминала тихие вечера, проведенные за чтением книг. Значит, это и было все счастье отпущенное на ее долю… При мысли об этом ей становилось трудно дышать.
Книги! — внезапно осенило ее. Расправившись с книжником, Хавр доберется и до книг. Он знает, что Волх заинтересовался отцовской библиотекой. Он будет уничтожать все, что Волху дорого.
Сайми бросилась в библиотеку. От волнения она долго не могла зажечь свечу. Наконец пламя осветило знакомые полки. Сайми вспомнила вечера, проведенные здесь с Волхом, и у нее закружилась голова. Книги — безмолвные свидетели ее маленького счастья. Книги — ее неожиданные союзники. Спиридона больше нет, и они осиротели. Она будет последней неблагодарной тварью, если оставит их на растерзание русам.
Сколько книг… На мгновение у Сайми опустились руки: столько ей попросту не унести. Но тут же она решительно начала вытаскивать с полок потрепанные фолианты. Овидий. Недочитанный Плутарх. И, конечно, «Эллиника» Каллисфена — в которой написано про царя спартанцев. Бросив сверху еще несколько пергаментов, Сайми устремилась на выход. Ах! — от неожиданности она едва не выронила свою ношу. В дверях стоял Волх.
Он был пьян, но затею Сайми понял без слов.
— Подожди в сенях, — бросил он, а сам сгребал с полок книги без разбору.
— Волх! — жалобным шепотом окликнула его Сайми. На крыльце послышались шаги и голоса. Русы!
— Пошли отсюда, бегом! — подтолкнул ее Волх.
Легко сказать — бегом! У Сайми отнимались руки от тяжести. На лестнице Волх, неловко споткнувшись, выронил верхнюю книгу. Шелестя страницами, она сползла по ступенькам.
— Леший с ней, идем!
— Забирай всю эту дрянь! Суй в мешки! — послышалось снизу.
— Эй, Мар! Смотри сюда!
Поняв, что русы нашли оброненную книгу, Сайми сжалась от ужаса.
— Нас поймают…
— Тише, — шикнул на Волх. — К матери идем. Не вломятся же они в княгинину светлицу.
Шелонь увидела на пороге сына и Сайми, нагруженных книгами. У девушки зрачки стали огромными от страха, в зеленых глазах Волха бродил недавний хмель. И тут же на лестнице послышался топот сапог.
Шелони не понадобилось объяснений.
— Прячьтесь туда! Живо!
Она подтолкнула Волха и Сайми в какой-то завешанный пологом закуток.
Едва полог перестал колебаться, в светлицу нагло заявился Мар. Шелонь с благородным негодованием на лице поднялась ему навстречу.
Сердце у Сайми стучало, как у зайца. От страха — но еще и от того, что в тесном закутке она невольно оказалась в объятиях Волха. Плечом она упиралась в его плечо, его щека была прижата к ее волосам, он дышал медовухой прямо ей в нос. Две стопки книг перемешались, Волх с Сайми удерживали их в четыре руки.
— Где твой сын, княгиня? — спросил Мар.
— И тебе добрый день, Мар, — спокойно ответила Шелонь. — Что до сына, то вы, русы, видите его чаще меня. Спроси лучше у Хавра, где он.
— Я Волха имел в виду, — едва сдерживая ярость, сказал Мар. — Твоего старшего сына.
— А этого сына я вижу еще реже.
— Княгиня!
— Что, наемник? — оскорбительно и надменно бросила Шелонь.
Молодец, мама! Волх восхищенно улыбнулся. Он всегда знал, что его мать — необыкновенная женщина. Иначе она не смогла бы стать избранницей бога.
Мар сдался. Он обшарил взглядом светлицу, но обыскивать покои княгини-матери не решился. Такая инициатива, пожалуй, выйдет ему боком. Он ушел, жестом велев остальным русам следовать за ним.
Едва дождавшись, пока стихнут шаги русов, Сайми, а вслед за ней Волх вынырнули из-за полога. Шелонь усмехнулась, глядя на них: оба красные и растрепанные, как будто невесть чем там занимались. На ее постели выросла пыльная гора книг.
— Мар вернется, — сказала, с сомнением глядя на это богатство, Шелонь.
— Знаю, — кивнул Волх. — Я не дурак, чтобы оставить это у тебя. Только куда их девать? В землю зарыть? Тогда уж проще сжечь.
— Я знаю, куда, — вмешалась Сайми. — Отнесем их к Паруше. Она очень надежная женщина. Дождемся только темноты, а я пока сбегаю договорюсь.
Ночью ударил мороз. Зима отыграла потери, которые нанесло ей напористое весеннее солнце. Талый снег превратился в лед, На кромках крыш повисли опасные сосульки, деревья забелели инеем.
Сайми, оглядываясь, быстрым шагом шла впереди. Волх следовал за ней. Его сапоги все время скользили по дороге, превратившейся в сплошной каток. Мешок с книгами мешал удерживать равновесие. Несколько раз Волх едва не упал, ругаясь яростным шепотом. Тогда Сайми поворачивала к нему испуганное, бледное в темноте лицо.