Ведь где ты, там и она, — подумал он. Но промолчал.
В это время Сайми шла по спящему весеннему городу и плакала. Никто так, как она, не желал Волху победы. Но в то же время она знала: несчастье сблизило их, а удача разлучит. Завтра люди, которые коронуют Волха, навсегда его отберут. Не будет больше ночных посиделок в библиотеке. Каждая встреча — осколок счастья, бережно подобранный и сохраненный. Теперь она перебирала их один за другим, и острые края до крови ранили ей сердце.
Хоть бы завтра что-нибудь случилось!
Подумав так, Сайми зажала себе рот, хотя ни сказала ни слова. Она вспомнила Ильмерь. Мысли имеют силу, слова имеют еще большую силу. В желаниях нужно быть таким же порядочным, как и в поступках, иначе страданий не избежать.
Соловьи пели все громче — город кончался. Все, дальше река. Вот вросший в землю домик на берегу — бывшая баня, построенная для Ильмери. Чутко вздрагивала молодая трава и стебли сомкнувших уста одуванчиков. От куста черемухи плыл волнительный дурман.
Соловьи пели все истошней. Сайми затравленно зажала уши. Ей нужна была тишина — глухая и абсолютная. Когда невыносимые звуки все же прорвались сквозь пальцы, Сайми с досадой сорвала с головы повязку, удерживавшую косы. Потом на траву упал кожух, полетели в стороны сапоги. Сайми отправилась искать тишину.
Между тем Волх неровной походкой шел по улице. Он не послушался Бельда, который пытался удержать его дома. В такую ночь, в такую потрясающую ночь невозможно сидеть взаперти! Бельд смешной, он все время чего-то опасается.
И все-таки, какая потрясающая ночь! От того, что и дома и деревья танцевали перед его пьяным взором, мир казался еще фантастичнее. Заглядевшись по сторонам, Волх споткнулся на ровном месте и упал, а потом от смеха долго не мог подняться.
Оглядевшись снова, он понял, что город кончился, и снова захохотал. Леший, что ли, его кружит? Только что он стоял на коленях у какой-то темной избы — и вот уже река. Внезапно память нанесла ему удар, который даже хмель не смог смягчить. Это же то самое место… Вот баня, где он пытался поймать Ильмерь. Вот река, из которой она выходила, нагая, темноволосая… Тут Волха прошиб холодный пот: он увидел в воде темноволосую женскую фигуру.
В подслеповатой дымке белела рубаха, черные косы тонули концами в воде. Женщина заходила в реку не ежась, медленно и упорно, как сомнамбула. Зайдя по грудь, она вдруг резко упала лицом вперед.
Волх все понял. Он даже понял, кто это. Не раздеваясь, он бросился к реке, не замечая холода, успел подхватить уносимое течением тело. Утопленница вздохнула со страшным свистом и стала цепляться за его плечи. Волх сбросил ее руки и за волосы потащил к берегу свою добычу.
Снова провал. Он обнаружил себя лежащим в бане на земляном полу. Вокруг жутко пахло могилой. Рядом кашляла и стучала зубами Сайми.
— Дура, — выругался Волх. Девушка протяжно всхлипнула. Перекрутив косу, словно полотенце, она выжала из волос воду и задрожала еще сильнее.
Волха тоже скрутило дрожью. Ругаясь, путаясь в тряпье, он начал срывать с себя мокрую одежду.
— А ты чего ждешь? Лихорадку? — сердито прикрикнул он на Сайми. — Раздевайся.
Он потянул ее за мокрый рукав. У Сайми странно окаменело лицо, но она послушно выпросталась из рубахи.
— Иди сюда.
Волх обхватил ее руками и ногами. Грудь и живот девушки были горячими, как печка. Казалось, от их тел в холодной, сырой бане поднимается пар. Но Сайми продолжала дрожать, и эта дрожь отзывалась в его теле невнятными движениями.
— Боишься? — усмехнулся он. Девушка молчала. Кажется, она не поднимала глаз — Волх не всматривался ей в лицо. Это теплое, дрожащее существо принадлежало сейчас ему так, как завтра будет принадлежать весь город.
— Я мог бы тебя пощадить, но не хочу, — пробормотал он с пьяным высокомерием. И тут беспамятство накрыло его очередной волной.
Назойливый щебет утренних птиц постепенно проник в сознание. Волх проснулся. Он не сразу понял, что лежит голым где-то на полу. В бане, — смутно припомнилось ему. Сверху был наброшен короткий кожух с чужого плеча. Волх то натягивал его на плечи, и тогда зябли ноги, то кутал ноги, и тогда мерзли плечи.
Волх с трудом поднял онемевшее тело. В голове ударил шаманский бубен. Потом стало еще хуже: начали возвращаться воспоминания. Волх отмахнулся от них: нет. Такого он просто не мог учудить.
Однако скоро он убедился, что в бане побывал кто-то, кроме него. Его одежда мокрым и грязным комком валялась в углу, но на замшелой лавке лежала чистая стопка. Рядом стоял горшочек с простоквашей. Волх жадно его опустошил.
Сайми. Значит, ему не приснилось. Она хотела утопиться, он ее вытащил и… Только этого не хватало. Волх застонал, схватившись за голову.
Когда он с черного крыльца вбежал в сени, все уже собрались. Его дружинники тревожно мерили шагами столовую избу. На площади перед красным крыльцом толпился народ. Лица у всех были не такие, как вчера, — пьяные от чувства собственной значимости. Люди пришли серьезные, собранные, некоторые даже оделись по-праздничному, — несмотря на то, что погода испортилась и начинал моросить дождь.
— Ну наконец-то, Волх Словенич! — обрадовался Клянча. — А мы уж подумали, что ты сбежал.
— Не мы, а ты, — возразил Мичура. — Больше никому такая чушь в голову не пришла. Что стряслось, Волх Словенич? На тебе лица нет. Мы искали тебя полночи.
— Хорошо, давайте отложим подробности на потом, — сдвинул брови Бельд. — Народ беспокоится. И Хавра я нигде не вижу. Тянуть нельзя.
Волх молча кивнул и легко побежал вниз по лестнице. Догнав его, Бельд быстро спросил:
— Ты не видел Сайми?
— Кажется, видел.
— Кажется?!
Но Волх уже вышел на крыльцо. Город встретил его дружным ревом. Волх не задумывался, что сказать, слова должны были прийти сами — как вчера. Прислушиваясь к себе, Волх сжал руками ворот рубахи. Что-то острое впилось в ладонь. Волх опустил глаза…
На месте третьего конца оберега был свежий скол.
Это случилось не накануне и не сейчас. Ночью. Этой ночью? Важное событие? Волх едва не расхохотался.
Бельд нахмурился. Волх мешкал, и это было некстати.
— Молчи тогда, я сам, — буркнул он и прокричал в толпу:
— Словене! Хотите ли вы князем Волховца?
— Нет! Нет! — отозвалось людское море.
— Хотите ли вы князем Волха?
На мгновение над площадью повисла тишина — это толпа набирала воздух в легкие, ставшие едиными. Это мгновение показалось Волху вечностью — но вечностью в предвкушении триумфа. Сейчас они разразятся оглушительным «Да! Да!» И дружина Словена поклянется служить новому князю. И ненавистные русы уйдут. И…
— Ой, мамочки… — нарушил тишину чей-то сдавленный возглас.
Вчерашний рябой мальчишка, стоя у самого крыльца, тыкал пальцем куда-то за спину Волху. Тот обернулся и, уже не слыша горестного выдоха толпы, увидел Хавра. Рус со скорбным лицом нес на руках Волховца. Руки мальчика беспомощно мотались туда-сюда, задевая за перила.
Хавр положил Волховца к ногам Волха. Шея у мальчика была свернута так, что, лежа на спине, он лицом уткнулся в доски. И все же Волху понадобилось время, чтобы понять: его младший брат мертв.
Вслед за Хавром на крыльцо выбежала Шелонь.
— Куда? Куда? — смешно закудахтала она. Потом застыла, медленно поднося руки к вискам. Она тоже только сейчас поняла…
— Вот, княгиня, — мрачно сказал Хавр. — Твой сын мертв. А вы, словене, видите, что сотворили с вашим законным князем? — и, не понижая голоса, он печально продолжал: — Зачем, Волх Словенич? Чего ты испугался? Уж все было решено…
— Что — зачем? — тупо спросил Волх. Тишина на площади стала гробовой. Слышно было, как кричат на реке утки.
— Зачем ты убил своего брата Волховца? — громогласно воскликнул Хавр.
Волх почувствовал, как рушится в пятки сердце. Вот дурак… Беспечный, самонадеянный дурак… Одним движением Хавр накрыл его, как зверя — ловчей сетью.
Самое ужасное, что все молчали. Мать, друзья — все застыли в ужасе, но не спешили опровергать страшный навет. Значит, они тоже думают, что он мог…