— Это ужасно, — сказал я. Из игровой комнаты доносился беззаботный смех ребятни. — Какая жалость… Детям здесь очень нравится.
Директриса кивнула.
— Мы стараемся свести концы с концами. Раздобыть какие-то деньги. Мы собираемся устроить большую ярмарку и сценическое выступление в зрительном зале. Если хорошо постараться, можно собрать достаточно денег, чтобы ЦМ продержался хотя бы еще год.
Я смотрел на нее. В конце коридора детвора снова взорвалась хохотом.
— Джексон, надеюсь, ты поможешь нам с ярмаркой и выступлением, — проговорила миссис Пирсон. — Ты, наверное, мог бы написать сценку для выступления с детьми?
— Нет проблем, — отвечал я. — Это, должно быть, весело.
— И ты мог бы сам выступить, — продолжала она. — У тебя есть какие-нибудь соображения?
Я засмеялся.
— Мне тут как раз подарили чревовещательского болванчика, — сказал я. — Я собирался разработать с ним комедийный номер. Ну, знаете, для детей.
— Великолепно! — воскликнула миссис Пирсон. — Публике это понравится, Джексон.
Ее лицо посерьезнело. Она положила руку мне на плечо.
— Я на тебя рассчитываю, — сказала она. — Уверена, нам удастся спасти ЦМ — с твоей помощью.
— Да, — сказал я. — Нет проблем.
Три слова. Три коротких слова.
Откуда мне было знать, что эти три слова приведут к невероятному ужасу?
Откуда мне было знать, что эти три слова приведут к худшему дню в моей жизни?
15
— Славный бросок, ас! — крикнул Штык.
Футбольный мяч отскочил от изгороди и угодил в соседний двор.
— Видно, не знаю я собственной силы, — сказал я.
Взяв разбег, я перепрыгнул через изгородь. Волчок, здоровенная немецкая овчарка Штыка, яростно загавкал.
— Ему просто завидно, — сказал я, — сам-то так не умеет.
Подхватив голубой резиновый мяч, я метнул его Штыку. После чего протиснулся через изгородь обратно в его двор.
По асфальтированной дорожке трусцой бежал Майлз. Его распахнутая красная рубашка хлопала на ветру. Его белые кроссовки напоминали мне пару огромных зефирин, колотящих по асфальту.
— Эй, как жисть? — окликнул он.
Штык швырнул ему мяч. Тот пролетел сквозь руки Майлза и отскочил от стены гаража.
— Славно поймал! — заорал Штык.
Майлз подобрал мяч и со всей дури запустил Штыку в живот. Штык с криком увернулся, и мяч отскочил от его плеча.
Типовая игра у нас троих. Всегда начинается с безобидного перекидывания мяча. А потом раз — и мы уже вовсю лупим им друг друга.
Стоял теплый, солнечный воскресный день. Ночью прошел дождь, и трава до сих пор искрилась капельками воды. На небе — ни облачка. То и дело я подставлял лицо солнышку. Его свет был теплым и мягким.
Мы втроем встретились у Штыка на заднем дворе, чтобы обсудить ярмарку в ЦМ. Все школы Бордервилля состязались за то, чтобы испечь лучшее угощение и собрать для ЦМ побольше денег.
Я кинул мяч Майлзу.
— Что приготовим? — спросил я. — Это должно быть что-нибудь сногсшибательное. Понимаете? Что-нибудь, что заткнет за пояс остальные школы.
Майлз послал мяч над головой Штыка. Штык погнался за ним, но Волчок настиг мяч первым. Огромный пес схватил его в зубы и был таков. Мы смотрели, как он галопом мчится за угол дома.
— Эй, как так-то? — возмутился Майлз.
— Волчок не командный игрок, — сказал Штык.
— Ближе к делу, — сказал я. — Что бы нам приготовить?
— Как насчет яблочного пирога? — предложил Майлз. — Яблочные пироги все любят.
— А что в нем особенного? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Ну-у… зальем галлоном-другим мороженого.
— Подумаешь, невидаль, — возразил Штык и от души пихнул Майлза плечом. Они принялись бороться на траве.
Я скрестил на груди руки и терпеливо ждал, когда они угомонятся. Но они знай себе катались по лужайке, пихая друг друга локтями, кряхтя и рыча. Остановились они только когда врезались в огромный таз, служивший для кормления Волчка.
— Ау! — вскрикнул Майлз, треснувшись головой о металлический таз.
Штык захохотал:
— Ты его часом башкой не прошиб?
Майлз поднялся на ноги, постанывая и потирая голову.
— Ты только что подал мне идею, — сказал я, пересек двор и поднял большой, круглый таз обеими руками.
— Хочешь выкупать мою псину? — осведомился Штык.
— Заткнись, — сказал я. — Слушай сюда. Это гениально.
— Ах, какой же он скромняга, — произнес Майлз. Он наклонился и помог Штыку встать.
— Мы используем этот таз, — сказал я. — Зальем в него тесто.
— Гений! — вскричал Штык. И хлопнул меня по спине.
— Дайте мне закончить, — попросил я. — Нальем в таз шоколадное тесто. И испечем самый огромный шоколадный кекс в мире. Ну что, гений?
Они посмотрели на таз. Было видно, что они всерьез задумались.
— Дофига глазури понадобится, — произнес Майлз.
Штык кивнул.
— Сколько теста нам нужно? — Он забрал у меня таз и принялся изучать его. — Тут сказано, что он вмещает десять галлонов.
— То есть нам нужно десять галлонов теста? — уточнил Майлз.
— Наверное, — сказал я. — Разве не потрясающе?
— С таким кексом мы попадем в Книгу Рекордов Гиннеса, — сказал Штык. — Я эту книгу читал. Там есть самая большая в мире пицца и мужик с самой длинной бородой. Всякие такие штучки. Мы можем попасть туда с величайшим кексом в истории.
— Давай спросим твою маму, нет ли у нее подходящего рецепта, — сказал я. — Может, она подскажет нам, сколько теста надо залить в таз.
Мы протопали в дом и обнаружили миссис Хаггерти в гостиной с книгой. Она очень высокая и красивая, а ее светлые волосы уложены в высокую прическу. Штык на нее ни капельки не похож. Она всегда говорит, что нашла его в капусте.
Миссис Хаггерти, конечно, не стэнд-ап комик, как моя мама, но тоже за словом в карман не лезет.
— Привет, ребята, — сказала она. — Вы двое останетесь на ужин? Папа Штыка принес домой пару пицц.
— Не получится, — сказал я. — Я обещал маме пойти домой. Но… мы хотели вас кое о чем спросить.
Она закрыла книгу.
— А именно?
— Мы хотим использовать таз Волчка для того, чтобы испечь самый большой в мире кекс, — сказал Штык. — Ну, знаешь, для ярмарки в ЦМ.
— Это важнейшее состязание, — добавил Майлз. — Все школы соревнуются.
— Но величайший в мире кекс точно всех обставит, — закончил Штык.
— Точно, — согласилась его мама. — И чем я вам могу помочь?
— Нам нужно знать, сколько теста налить в таз, — сказал Штык.
Миссис Хаггерти растерянно моргнула. И вдруг как захохочет!
Мы молча стояли и смотрели на нее. Ждали, когда она отсмеется.
— Извините, — проговорила она наконец. — Извините, конечно, но это смешно. Есть один момент, которого вы, мальчики, не учли.
— Что? — досадливо спросил Штык.
— Ну нальете вы теста в таз, а запекать как будете? Он ведь ни в одну духовку не влезет.
У меня отвисла челюсть. Штык закрыл глаза. Майлз застонал. И треснул себя по лбу.
— Дураки мы, дураки!
— Это казалось хорошей идеей, — стал оправдываться я.
— Это была дурацкая идея, — сказал Майлз.
— Дурацкие идеи бывают полезны, — заметила миссис Хаггерти. — Дурацкие идеи могут подстегнуть воображение и навести на дельные.
— Мое воображение не подстегнулось, — заявил Штык. — Я только вообразил себе этот гигантский кекс.
Я взглянул на часы на книжной полке. Я опаздывал к воскресному ужину.
— Давайте еще подумаем, — сказал я. — Уверен, мы сумеем придумать гораздо больше дурацких идей.
Я хотел пошутить, но никто не засмеялся. Я распрощался и трусцой пробежал два квартала к своему дому.
Беды мои начались уже после ужина.
Поднимаясь по лестнице в свою комнату, я все еще размышлял о гигантском кексе. Должен же быть какой-то способ испечь эти десять галлонов теста…
Я вошел в свою комнату, включил свет. Первым, что я увидел, был болванчик Слэппи, сидевший на моей постели, привалившись спиной к стене.
Странно, подумал я. Разве я не оставил его на полу?
А, наверное, Рэйчел с ним играла.
Я сел на кровать и потянулся к нему.
И к моему великому ужасу, он потянулся ко МНЕ!
Его руки взметнулись. Я охнул, когда деревянные пальцы схватили меня за горло.