После войны чехословацкий журнал «Жизнь» в № 48 за 1968 год опубликовал очерк «Кто убийца?». Автор приводил текст последнего письма Якова Джугашвили. Оно было адресовано Сталину. Яков писал, что он всегда был предан Родине и никогда не изменит ей. В конце письма рукой Якова сделана подпись: «Джугашвили Яков, старший лейтенант. Москва, улица Грановского, 3, кв. 84. 20.9.42».
Это письмо в сентябре 1942 года в концлагере Хаммельбург Яков передал Милутину Стефановичу, генералу бывшей югославской армии, попавшему в немецкий плен в апреле 1941 года. В честность этого человека Джугашвили верил и был убежден, что его письмо обязательно дойдет до Сталина. Не зная, выживут ли сидевшие с ним в лагере советские офицеры, Яков передал свое последнее письмо югославскому генералу: у него было больше шансов остаться в живых. Это письмо Милутин Стефанович долго прятал и опасался, чтобы оно не попало к гитлеровцам.
Таинственный узник
В апреле 1942 года Джугашвили доставили в лагерь «Офлаг 10-Ц» под Любеком. Большинство его узников составляли пленные польские офицеры.
Положение советского узника в лагере для польских офицеров было непростым. Пилсудский и его клика, стоявшие во главе буржуазной Польши, почти двадцать лет вели разнузданную антисоветскую пропаганду. Среди польских офицеров, оказавшихся в плену, были и те, кто верил, будто бы в трагедии Польши повинен Советский Союз, подписавший 23 августа 1939 года договор о ненападении с гитлеровской Германией и тем якобы открывший дорогу для фашистской агрессии против Польши. Но среди пленных польских офицеров было немало людей объективных, понимавших характер происходивших событий, сочувствовавших Советскому Союзу.
В год тридцатой годовщины Победы над германским фашизмом выходящая в польской столице газета «Жиче Варшавы» («Жизнь Варшавы») 27, 28, 29 сентября опубликовала документальный материал Томаша Собаньского «Якуб Джугашвили — узник, Офлага 10-Ц»».
Лагерь этот фашисты создали еще до нападения Германии на Советский Союз. Как и все концлагеря, он был окружен каменной стеной с колючей проволокой в несколько рядов, по которой шел электрический ток высокого напряжения. Лагерь был на особом положении: в нем находились тысяча восемьсот пленных польских офицеров, их обслуживали двести ординарцев — пленных польских солдат. Солдаты приносили офицерам с кухни еду, чинили белье, чистили сапоги.
На основании Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными офицеры — узники лагеря имели право получать посылки и деньги, переписывались с родными (СССР эту конвенцию по воле Сталина не подписал). В этом лагере не было пыток и истязаний заключенных, проходили церковные богослужения в специально построенном небольшом костеле.
Якова Джугашвили в сопровождении трех автоматчиков доставили в лагерь ночью. Его поместили не в обычный барак, а в карцер. Выдали пилотку, полосатый «костюм», брезентовые ботинки на деревянной подошве.
Что это за личность? — интересовались пленные офицеры. Почему «новичка» сразу в карцер? Польских офицеров туда сажали нечасто. Кто же все-таки находится в карцере? За какие проступки? Почему нового узника не выводят на прогулки?
Шло время, и тайна постепенно раскрывалась. Солдату из роты ординарцев Франтишеку Гилю было приказано убрать карцер. Ему удалось передать Якову кусок хлеба и пачку сигарет. Комендантом барака сделали пленного польского поручика Мариана Венцлевича. Он вошел в карцер вместе с Франтишеком Гилем, поговорил с Яковом. Тот был без головного убора, со слипшимися волосами. Они узнали, что это старший сын Сталина. Вскоре польские офицеры, сидевшие в лагере, стали обращаться к «таинственному узнику» с особым уважением и теплотой. Так же относился к ним Яков Джугашвили.
Бывший узник «Офлага 10-Ц» Винсенты Ковалец писал после войны в польском еженедельнике «Политика»: «Помню, как во время одной переклички в концлагерь доставили военнопленного в советском мундире. На следующий день немцы назвали его на перекличке пленным полковником Макаровым. Однако уже через пару дней мы знали, что это был на самом деле Яков Джугашвили, сын Сталина. Интерес к нему, понятно, был очень большой. Однако он находился в карцере под постоянным наблюдением двух стражников, и контакт с ним казался невозможным. Джугашвили был лишен права получать какие-либо посылки, письма, газеты. Все же через два дня мы узнали, что контакт с ним установлен. Стали собирать для него продукты, папиросы и передавать их разными способами. Атмосфера вокруг него была доброжелательной. Когда через некоторое время немцы начали выводить Джугашвили из барака на прогулку в специально отведенный участок лагерной территории, мы устроили ему очень теплый прием. В лагере среди военнопленных возник тайный кружок друзей Советского Союза».