Лагерному начальству не нравились контакты польских военнопленных с Яковом Джугашвили. Его стали выводить на прогулки в сопровождении охранников.
Особые контакты установились у Якова Джугашвили с Марианом Венцлевичем. Венцлевич под разными предлогами заходил в камеру Якова: то досмотреть его вещи, то для проверки исправности замка. В это время он передавал Якову небольшие передачи — продукты и кое-что из посылок.
Польские пленные офицеры чем могли стремились помочь Якову. Во время одного из совещаний поляки — коменданты бараков — решили, чтобы сын Сталина ежемесячно получал одну стандартную посылку из тех, которые поступали в лагерь по линии Международного Красного Креста. Кроме того, было решено, что одну продовольственную посылку в месяц для Якова Джугашвили соберут сами польские пленные в своих бараках.
Не раз Мариан Венцлевич беседовал с Яковом Джугашвили в его камере с глазу на глаз. Яков узнал, что официальная фашистская печать продолжает клеветать на него. Во время одной из бесед Джугашвили попросил Венцлевича прийти к нему с хорошим переводчиком, ибо он хочет передать особо важное сообщение.
Просьбу его выполнили. В следующий раз к Якову вместе с Венцлевичем пришел польский поручик Корагини, владевший русским языком.
Газета «Жиче Варшавы» писала: «Яков Джугашвили, стоя по стойке «смирно», весь возбужденный и даже торжественный, сказал:
— Если мне не суждено вернуться на свою Родину, прошу сообщить моему отцу Иосифу Сталину, что я никогда не подводил его, а то, что преподносят гитлеровские пропагандисты, является несомненной ложью».
В тот же день Мариан Венцлевич был свидетелем беседы Якова Джугашвили с немецким комендантом лагеря полковником фон Вахтмейстером. Тот предложил советскому военнопленному, чтобы он обратился к коменданту лагеря с письменной просьбой о выдаче ему офицерского денежного содержания. Яков Джугашвили ответил, что не может этого сделать, поскольку ни один из пленных его соотечественников не получает денежного содержания, он не желает находиться в лагере на особом положении. Кроме того, он получает деньги и посылки от польских коллег, и этого ему вполне достаточно.
— У вас нет денег для советских военнопленных, ибо для этого нет юридических оснований, — добавил Яков. — А те деньги, которые вы предлагаете, будут за счет обкрадывания кассы военнопленных…
Однажды во время беседы с Франтишеком Гилем Яков вынул из зеленого футлярчика две свои записки. В одной из них было сказано: «Господину поручику Венцлевичу. Я достал у господина поручика Корагини суконный материал, и если Вас не затруднит, прошу отдать распоряжение в мастерскую, чтобы мне сделали полушинель. Я торопился, так как слышал, что мастерская закроется. Говорят, что она перегружена заказами. Так что если найдется какая-либо возможность, то прошу Вас не отказать мне в просьбе. Старший лейтенант Джугашвили». Текст второй записки: «Поручику Венцлевичу на память в знак уважения. Я спокоен и готов к самому худшему. Старший лейтенант Джугашвили».
Несмотря на то, что лагерь был на особом положении и его заключенные имели некоторые привилегии, никто из них не хотел сидеть за колючей проволокой, все мечтали о свободе. Пять отчаянных смельчаков предложили Якову Джугашвили принять участие в побеге. Он согласился.
Дело было крайне рискованным. Из опасных бритв Яков сделал магнитные стрелки для компасов, которые могли потребоваться при побеге. Днем Яков постоянно находился под наблюдением двух охранников. Ночью положение улучшалось: его стражники спали. И тогда Яков Джугашвили в конце апреля 1942 года принял участие в подкопе под колючей проволокой. Надо было прорыть ход; выводивший к дороге, а она шла вдоль лагеря к полям, заросшим пшеницей и рожью. Поля густые, в случае успеха можно было скрыться в них.
Газета «Жиче Варшавы» писала, что произошло обстоятельство, заранее непредвиденное. Когда около двенадцати часов ночи группа из шести беглецов выползла из лаза на дорогу, по ней бежал немецкий солдат — он опаздывал принять вахту у часового. Этот находившийся в отлучке солдат задержался в соседнем селе у какой-то женщины. Заметив беглецов, он на мгновение опешил, затем выстрелил из автомата в воздух. Беглецов через несколько минут окружили охранники с собаками и всех водворили в лагерь. Гестаповских начальников концлагеря прошиб, наверное, холодный пот, когда они узнали, что среди беглецов был сын Сталина.